Русский кот - Валерия Алексеевна Державина

одну страну, через месяц – в другую, а в третью уже и не поехал, потому что на диване без сил лежишь.

Еще одна причина нашей поездки (кроме отдыха) – нужно встретиться с приятельницей моей мамы, которая летит из Москвы в Рим и передаст нам некоторые вещи, не спрашивайте какие. Надеюсь, что там хотя бы нет солений. В общем, из Анцио до Рима как раз можно доехать на пригородной электричке за сорок, кажется, минут.

В Анцио мы остановились в гостевом доме, где над входной дверью прибит амулет от сглаза, над кроватями висят ловцы снов, а в восемь утра по четвергам у бассейна проводят йогу. Сам дом – трехэтажный, на 300–400 примерно квадратов, сдаются два верхних этажа. Сейчас вечереет, и из окна нашего номера я вижу ярко-голубой прямоугольник бассейна, поросшие травой стежки плитки на зеленой лужайке, сосны на переднем плане, на среднем плане, на заднем плане, уверена, что я уже признавалась в любви к соснам и, кажется, даже предлагала им жениться на мне, поэтому повторяться не буду. Грохочут цикады. Визуальный мусор типа пары хозяйственных построек и неживописных лохматых кустов, похожих на соломенные стога, и небо бледно-серо-голубого цвета, опускающееся ниже и ниже за спинами сосен, размывая задний план в технике сфумато, никаких сомнений не возникло: этот цвет называется небесно-голубой. Раньше я не понимала, почему небесно-голубой такой невзрачный, и пыталась из сезона в сезон поймать его в Москве. Что-то похожее появлялось только поздней осенью, но все равно было не то, надо было ловить в Анцио. Но не сказать, что я в восторге, конечно, цвет так себе, если честно.

Я хотела было отойти от окна и пойти по своим делам, но тут на лужайку выходят собаки – две черные овчарки, одна тут же легла, вторая замерла у пышного кустарника и внимательно его обнюхивала.

Надо сказать, это место наполнено контрастами. Контраст между тем, как хозяйка, шестидесятилетняя австрийка, рада гостям, а ее муж, восьмидесятилетний итальянец, с трудом их терпит; контраст между тем, как на первом этаже в столовой развешаны картины с изображением богатого стола и сытных блюд и как скудно сервирован завтрак: хлеб, вода, кофе, пластиковые ванночки с джемами. Даже сыр надо спрашивать дополнительно.

– Сегодня отправляетесь на пляж загорать? – спросила хозяйка в наше первое утро здесь, после того как закончила оформление документов.

– Разве что плавать. Я не загораю, я моцарелла… – отвечаю по-итальянски.

– Буффало! Самого высшего качества!

Я смеюсь: не только итальянцы умеют делать комплименты, но и австрийки.

– А откуда вы из России, из какого города?

– Из Москвы.

– Русских у нас тут не было, вот украинцы были. Праздновали свадьбу, мы тогда очень удивились, – хозяйка помолчала, затем продолжила: – А вот русских не было очень давно.

– Ну что ж, тогда мы первые…

– Да, я надеюсь, у вас будет прекрасный отдых!

– Спасибо, так и будет! Кстати, у вас такие прекрасные собаки…

– Да, даже этот отель назван в честь собаки.

– В честь кого-то из этих двоих?

– Нет, того пса, к сожалению, уже нет с нами.

– Очень грустно это слышать. У вас замечательная семья!

– Да что вы, у меня только собаки!

Я сразу же начала размышлять о хозяйке.

Она была средних лет и влюбилась в Италию, вышла тут замуж за этого уже немолодого хмурого человека, подумала, что своей легкостью, ловцами снов и йогой смягчит его вечно раздраженное жилистое сердце, продала родительскую квартиру в Вене, вложилась в этот дом, возможно, спасла его от долгов. И теперь вынуждена жить по соседству с его детьми. А пасынок, например, ей совсем не нравится, потому что она слышала, как он закатывал скандалы отцу из-за вещей, которые он купил в их дом, а должен был купить что-то сыну. Но она все равно пытается с ним подружиться, хотя это и бесполезно – он винит ее в том, что отцу теперь сложнее сойтись с бывшей женой (его матерью).

Дорога на пляж оказалась изнурительной и прекрасной: солнечные лучи поджигали верхние слои эпидермиса, грибы-пиньи торчали тут и там, пульсирующе гремели цикады, бешено сновали автокапсулы на полтора места, будто сбежавшие с детского автодрома из парка аттракционов и мчащиеся во весь опор, чтобы не догнали.

Я прохожу мимо ворот и вижу надпись Villino, 24, – показываю ее Саше.

– Смотри, «виллино» – это, наверное, маленькая вилла, – хотя думаю совсем не о домах.

Мы прошли мимо заброшенного казино, мимо дома с табличкой «Опасайтесь собаки», где на крыльце сыто растекся кот, и наконец добрались до станции, от которой до пляжа всего ничего.

Удивлена, что станция оказалась для меня ярким местом в Анцио. Она – кадр из детектива Агаты Кристи, место, куда прибывает поезд, где уже кого-нибудь убили или убьют вскоре.

Сегодня снова едем в Рим на один день, где встречаемся с маминой подругой.

Подругу зовут Елена, и она статная женщина элегантного возраста с чересчур длинными для ее лица зубами. На ее запястьях – массивные золотые браслеты разных текстур (плетеный, мятый, гладкий), которые она то и дело поправляет. Мы сидим в нетуристическом заведении, пьем вино в ожидании тарелок и слушаем историю ее переезда. Она встретила своего мужа в Москве (они вместе работали в международной компании) – и пошло-поехало.

– Я уже двадцать лет в Италии, юбилей! Приезжала на все готовое, но все равно очень тяжело.

– Конечно… Но я рада, что у многих так или иначе получается освоиться. Исполнить свою мечту.

– Чаще они не из Москвы. У меня только одни знакомые из Москвы – и те постоянно пытаются уехать. Уже года три…

– Очень их понимаю.

– Москва – там все… Это лучший город. Я лет десять назад тоже подумывала вернуться.

– А почему остались?

– Сын уже итальянец. Сейчас еще и дочь!

– Счастливые, наверное, люди эти итальянцы с рождения.

– Да… А я пожертвовала собой ради детей! – смеется.

По-моему, ничего смешного. А что, если эти дети решат переехать в Россию? Вон младший брат Лики на прошлой неделе сказал, что планирует переезжать в Москву к девушке, потому что она из Москвы переезжать не хочет, оно и понятно. И теперь все от этого в шоке. Стоит ли такая родительская жертва свеч? Не знаю.

В конце беседы нас ради приличия звали когда-нибудь в гости, а мы ради приличия соглашались. Мы еще успевали на последний поезд до Анцио и даже приехали туда до полуночи.

Остальные дни мы проводили в медленных прогулках по мелководью, принуждении себя к отдыху в шезлонге и в беготне за