Белая борьба на северо-западе России. Том 10 - Сергей Владимирович Волков

вскоре исчез. Казалось, будто стихло. Отряд остался в Рамоцком.

Утром 4 июня я получил приказание к 12 часам дня быть в штабе у ротмистра Иене для обсуждения создавшегося положения, где будет и майор Флетчер.

В Рамоцком появились новые немецкие части. После совещания майор Флетчер беседовал со мной отдельно. Наш разговор произошел на перроне станции. Он спросил меня, выступлю ли я активно с немцами против эстонцев. Я ответил отрицательно. Тогда он мне задал другой вопрос: согласен ли я охранять железнодорожный путь и станцию от порчи. Я сказал:

– От большевиков – да.

На этом окончился наш разговор. Положение сильно обострилось – казалось, что немцы действительно решили испробовать свою силу.

Мне очень не хотелось быть замешанным в эту надвигавшуюся драку и невинно заслужить несправедливый упрек со стороны латышей и эстонцев как явному сообщнику и стороннику немцев в междоусобице и тем самым бросить тень недоброжелательства на весь отряд князя Ливена.

Вечером, часов в 9, я собрал всех офицеров своей роты, обрисовал им картину создавшегося печального момента и добавил, что обстоятельства заставляют меня немедленно ехать в Ригу в штаб отряда с докладом о положении вещей.

И вот в ночь с 4-го на 5 июня под сильным проливным дождем я помчался на перекладных, как в доброе старое время, и рано утром, в начале пятого, был в Стразденгофе. К двум часам дня 5 июня вернулась и рота, которую отправил обратно в Ригу ротмистр фон Иене. Это было первое наше поражение.

И. Коноплин77

Крестоносцы78

…Итак, Митава. Отчетливо помню: потянулись первые солнечные ниточки в окно, и вагоны сразу как-то ожили. На путях загремел паровоз, дохнул клубами дыма и быстро исчез за станцией.

– Господа, вставайте, – пробурчал полковник Кочан, проходя по вагонам, – к нам пришли…

– Кто пришел? Где? Зачем? – посыпались вопросы.

Через минуту в коридоре прозвякали шпоры, и плотный артиллерийский офицер, в примятой фуражке, козыряя и улыбаясь, появился в нашем отделении.

– Здравия желаю, господа! – отрывисто кидал он во все стороны. – Позвольте представиться: поручик Далматский из отряда полковника Бермондта.

– Какого Бермондта? Это еще что такое? – спрашивали из угла.

Поручик чрезвычайно сдержанно и просто объяснил следующее:

– В Митаве существует два отряда – светлейшего князя Ливена и полковника Бермондта.

– О князе Ливене мы знаем, а кто такой Бермондт? – спросили у поручика.

– Бермондт прибыл сюда из Зальведеля (из Германии), куда он попал после взырва в Киевском музее, слышали про это?

Начались бесконечные разговоры и объяснения. В результате обрисовалась такая картина: светлейший князь Ливен, по договору, подписанному в Берлине между министром государственной обороны Носкэ, сенатором Бельгардом, полковником Бермондом и самим князем, является фактическим руководителем обеих военных организаций, но он тяжело ранен в недавних боях у Митавы, болен и непосредственно руководить организационной работой бермондтского отряда не в силах. Отряд же, с которым он боролся против большевиков в лесах и болотах Прибалтики, вполне сорганизован и под руководством начальника штаба светлейшего князя Ливена совершенствуется, отдыхает от пережитого и разрабатывает схему хозяйственного и стратегического развертывания.

Получив обмундирование и устроившись в казарме, мы пошли побродить по Митаве. Заглянули в парк на реках Ла и Дриксе, исследовали разрушенный и пустынный замок Бирона, посидели у пруда.

Мимо несколько раз проходили какие-то солдаты и офицеры в фуражках с синими околышками – чистенькие, серьезные и точные.

– Кто это? – спросили мы у какого-то акцизного чиновника, выходившего из замка.

– Это из отряда светлейшего князя Ливена.

Возвращаясь в казарму, проходили бесшумной, маленькой улицей с каменной белой оградою. За ней, вдалеке, весь залитый солнцем, стоял уютный домик. Кто-то узнал, что в нем проживает раненый князь Ливен. Мы долго разглядывали двор через щели калитки и веранду в солнечном блеске, но князя не видно было. От проходившего мимо офицера с синим околышком мы узнали, что светлейший князь Ливен понемногу поправляется от ран и, вероятно, снова приступит к непосредственной военной работе.

…Шли и думали – вот герой, проливший кровь за Россию; в тихом домике он молча поправляется от ран, с тем чтобы снова приносить жертву несчастной родине. Красота его героизма заключается в его бесшумности, а светлейший князь с первой минуты нашего соприкосновения со слухами и разговорами о нем производил именно впечатление бесшумного героя. Значит, историю двигают не слова, а скорее бессловесные действия. Спокойствие теперешней Латвии беспристрастный историк расценит и как результат тогдашних героических выступлений князя Ливена в условиях непомерно тяжелых и опасно изменчивых.

На другой день наша рота получила из штаба предписание явиться к 9 часам утра к собору для парада.

– Кто принимает его?

– Светлейший князь Ливен, его упросили принять парад.

Торжественно и бодро играла музыка. Как-то по-иному начал представляться мир, наше будущее, вся Россия…

– Полк, равняйся! – стальным возгласом выкрикнул полковник П-цкий, старый кавалерист в мягкой, изящной бороде, обвешанный орденами.

На фланге показался князь Ливен.

Я внезапно был поражен картиной, которую увидел.

Князь опирался на палку. Он был прям, как стрела, вся фигура его дышала изяществом и сдержанностью. Главное – белый цвет формы кавалергарда, в которой светлейший князь принимал парад. Освещенный солнцем, весь белый, он как бы олицетворял собою белую идею, ее упорное и строгое устремление к цели. Уже ближе я разглядел глаза князя: в них стояла большая задумчивость и серьезность.

…С парада мы вернулись сосредоточенные; в душах зрело твердое решение – крестоносный путь, как бы он ни был труден, пройти до конца…

4 июля. Отряд светлейшего князя Ливена определенно готовится к отъезду в Нарву. Ливенцы, как пчелы, снуют по городу в приготовлениях, меряя нас презрительными взглядами: мы, мол, уезжаем на дело, а вы что? Остаетесь в болоте…

Они, конечно, правы. Наша организация затянется надолго – не видно ей конца-краю. Планы приняты широкие – осуществляющих сил мало.

Полковник Вырголич, собрав небольшую группу солдат и офицеров, кажется, отделяется от нас. Впрочем, он с самого начала держит себя самостоятельно. Бермондт поглядывает на него косо:

– Без меня ничего у него не выйдет.

Эта самоуверенность – главная черта его, по-моему, он выедет на этом.

Н. Бережанский

П. Бермондт в Прибалтике в 1919 году (из записок бывшего редактора)79

Бермондтовская эпопея в Прибалтике несомненно представит колоссальнейший интерес для будущего историка. Потому что в этом интересном политическом явлении, которое одни называют хлестаковской авантюрой, другие – неудачным патриотическим делом, третьи – предательством интересов антибольшевистской России, причудливым узором переплелись сотни различных проектов, планов, интересов, надежд и комбинаций, шедших из различных дипломатических