Сукнев Михаил - Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата 1941-1945

— Сукнев, я тебя снимаю с командира батальона! — Это мне удар прямо в лоб и плевок в душу!

— Ну и что, поживем в тылу — хватит для меня и Лелявина! — почти со злостью отвечаю. Ясно — дальше передовой все равно никуда не отошлют. Даже солдату в обороне легче выжить, чем командиру взвода, роты, батальона. Солдат сидит в одном месте и сидит, а ты должен бегать от одного к другому. Ловить пули и осколки.

Лапшин; поняв, что «пересолил» в шутке, засмеялся:

— По рекомендации командования дивизии тебя назначают командиром отдельного штрафного батальона! Согласен? Это повышение, у тебя же почти тысяча человек будет. Дмитрий Антоныч, все за тебя.

— В чье подчинение этот батальон? — уточняю.

— Дивизии и штаба 52-й армии. Но снабжение и довольствие от нашего полка.

— Согласен! — чуть не вскричал я, ибо это означало конец пребывания в подчинении этого неприятного человека…

Сдав батальон устно новому комбату Кальсину, мчусь в штаб дивизии. Принял меня подполковник Лось — мой хороший знакомый, однако его положение первого заместителя комдива Ольховского связало мне язык. Именно Лось меня рекомендовал на новое «поприще» с согласия «Смерша» и тут же зачитал выдержки из приказа наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 года:

«…Сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины».

Ну и ну! Неожиданный поворот.

Тогда я совершил серьезную ошибку, повлиявшую на мою судьбу, — отказался стать заместителем командира 299-го полка у подполковника Токарева, своего кумира.

И сейчас не все продумал: батальон будет под тысячу штыков, автоматов не было. Надо было бы мне поставить пожестче вопрос: это уже почти бригада, и необходимо сопровождение артиллерией — полковыми орудиями и минометами. Ведь я становился ни «вашим», ни «нашим» для полка, дивизии, а штаб армии, как говорится, «за морем телушка полушка…». И до Лося это не дошло.

На время формирования и некоторой учебы по тактике и стрельбе батальон должен был занять упомянутый выше глиняный карьер, куда можно было ввести в «штольни», вырытые в стенах, до тысячи человек. А 3-й батальон уходил ближе к переднему краю обороны севернее села Слутка. Мне задача: пока батальон в пути, выбрать лучших командиров рот и взводов, а также сержантский состав из полков дивизии. Старший адъютант батальона — старший лейтенант Николай Лобанов, заместитель по части строевой и боевой — капитан Кукин, комиссар, то есть замполит — майор Федор Калачев. Командиры рот: 1-й — капитан Шатурный Николай Николаевич, сибиряк из Томска; 2-й — старший лейтенант Крестьянинов; 3-й — старший лейтенант Петрик Иван Федорович и пулеметной — отважный Александр Жадан. Все командиры взводов, сержанты и старшины рот ждут прибытия контингента! Гадаем; кого пришлют? Объявлено, что календарный зачет службы в штрафном батальоне год за шесть лет! (Но это, увы, был обман.)

Штрафные батальоны, как известно, были созданы по образцу немецких. Перед нами, кстати, стояли немецкие штрафники.

Батальон — разношерстную толпу — под усиленным конвоем привели энкавэдэшники. И сдали мне под «личную ответственность».

Знакомимся с делом каждого, штрафника. Среди них офицеров от младшего лейтенанта до старшего (капитанов не было) — под сто пятьдесят человек, все осуждены за «нарушения воинской дисциплины», за драки, «прелюбодеяния», за то, что утопили танк, направляясь «попутно» в деревушку к знакомым девчатам, и т. п. И даже из наших войск в Афганистане попали ко мне двое лейтенантов, которые подрались на квартире пожилого командира полка из-за его любвеобильной молодой жены. Лейтенантам дали от одного до трех месяцев штрафного. Как этот срок пройдет или штрафник раньше отличится, подписываем документ, и он отправляется в свой полк, надевает погоны, служит дальше.

Эта рота элитная, думаю, не подведут лейтенанты! 2-ю роту сформировали из 200 гавриков — одесских и ростовских рецидивистов, которым заменили штрафным батальоном длительные сроки отбывания наказаний в тюрьмах и лагерях. Несколько привезены с приговорами к смертной казни — расстрелу. Это медвежатники, аферисты, громилы по квартирам и налётам, но умнейший народец. Рассудительные, технически образованные, всё же такие механизмы, сейфы в сберкассах, вскрывали. Им лет по 28–35, физически крепкие. Как они мне объяснили, одессит — это русский, грек, украинец и еврей… Анекдоты потом рассказывали — от смеха падаешь.

3-я рота — басмачи, 200 человек таджиков, туркмен и ещё откуда-то из Средней Азии. Они все, как мы говорили, «бельмей», по-русски якобы не понимали поначалу. Их поручили Николаю Шатурному, сносно говорившему по-таджикски.

Каждого из штрафников «пропускал через свои руки», допрашивал вездесущий наш, бывалый по Лелявину оперуполномоченный «Смерша» Дмитрий Антонович Проскурин, уже в звании капитана госбезопасности.

В большом котловане провели митинг с вновь прибывшими. Слово комбату, то есть мне. Вот где, пожалуй, пригодились мои познания, почерпнутые из приключенческой и криминальной литературы всех времен и народов. Главное — подход к душе, особенно это относится к опасным преступникам, в данном случае к умнейшим во всех отношениях одесситам и ростовчанам.

Я знал душу человека. Возвращаясь к разговору о том, каким должен быть командир, снова, скажу: он должен быть начитан, не только детективы, но вся классика у него должна быть в голове, и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, и другие поэты и писатели. Иначе командира не будет!

Так вот, объявляю: с этого часа тот, кто состоит здесь, в батальоне, не преступник, не вор, а воин Советской Родины, её защитник. И чтобы я не слышал слова «штрафник» — мы здесь все равны, и если придется умереть в бою за Родину, то на равных!.. Вы обыкновенная отборная часть. Теперь давайте отличаться. Какое задание получено — в огонь и в воду. Моё слово — закон, по уставу. Тут они все воспрянули духом. Началась подготовка батальона к выходу в оборону или в наступление, а может быть, к худшему — разведке боем за проклятыми «языками», которые доставались нашим войскам слишком дорого!

Всё шло как надо. Только рота Шатурного, так называемая «бельмей», говорить по-русски, стрелять из немецких трофейных винтовок отказывалась. Надо было видеть: идёт строевая подготовка. Шатурный наступает на ногу басмача и командует: «Левой, левой», а тот всё старается поднять правую. Шатурный наступает на носок валенка и продолжает «учить». Народец хитрющий… Выбираю несколько рослых и по лицам сообразительных басмачей, грамотных, как пишется в их личных делах. Переводчик — Шатурный. Доказываем им, что они, басмачи, лучшие стрелки и наездники-кавалеристы, и «нечего придуряться…». Почти все без толку! Не поддаются.