Владимир Мерзляков - Легион «белой смерти»

— Рудольф, я хотел бы еще раз вернуться к нашим прежним беседам. Не губите себя, будьте благоразумны, соглашайтесь на сотрудничество с нами. Если вы откажетесь, будет поздно, это наша последняя встреча, вас передадут в распоряжение судебных органов со всеми вытекающими отсюда последствиями. В вашем возрасте и с вашим здоровьем вы не перенесете тех испытаний, которые вас ожидают. Поверьте моему опыту. Я говорю с вами откровенно, и только лишь из уважения к вам. Вы одиноки, помощи ждать вам неоткуда, Москва далеко, да и вряд ли она вспомнит о вас, вы для нее сейчас — отрезанный ломоть.

При упоминании Москвы, города, где прошли лучшие годы его жизни, Марк почувствовал, как на мгновение больно сжалось сердце. Он глубоко вздохнул и, глядя следователю в глаза, спокойно и твердо заявил:

— Я благодарен вам, господин следователь, за благожелательное ко мне отношение и за то, что вы ограждали меня от агрессивных действий своего коллеги, но при всем моем уважении к вам принять ваше предложение не могу.

— Это ваше последнее слово, Рудольф?

— Да, господин следователь, последнее.

— Учтите, тогда — только суд, — заключил следователь.

— Тем лучше, — ответил Марк. На этом разговор окончился. В кабинет вошли остальные сотрудники ФБР. Марку предъявили ордер на арест и отвезли в отделение ФБР города Макаллен. Там снова сняли отпечатки пальцев и сфотографировали.

В районном центре, в городе Эдинбург, куда вскоре доставили Марка, его привели к федеральному комиссару. Выслушав сотрудника ФБР, изложившего суть дела, и ознакомившись с ордером на арест, выданным на основании постановления Большого жюри, заседавшего в Нью-Йорке, комиссар определил, что арест законный, и спросил, не возражает ли Марк против отправки в Нью-Йорк для суда. Марк не возражал. Тогда комиссар позвал судебных исполнителей, которые отвели его в местную тюрьму.

В помещении судебных исполнителей кроме официальных лиц находились репортеры и фотографы, а также много фотолюбителей и просто любопытных. Многие из них сопровождали Марка до самой тюрьмы.

Акт передачи означал, что с данного момента Марк находился в ведении судебных властей и ФБР больше не имело права вмешиваться в его дело.

В тюрьме судебный исполнитель сдал Марка дежурному, взяв от него расписку, а Марка заставили расписаться в специальном формуляре. После этого его опять сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, раздели и выдали комбинезон. В одиночной камере, куда привели Марка, имелись койка, умывальник, унитаз и душ. Вечером его покормили, и утомленный перипетиями дня Марк вскоре уснул. Его разбудили в третьем часу ночи. Дали еще поесть, переодели в его одежду и отвели во двор. Перед посадкой в машину надели на пояс стальную цепь, к которой прицепили наручники, а когда Марк сел в машину, надели еще и кандалы, которые также прикрепили к концу цепи. Кроме Марка в машину сели судебный исполнитель и его помощник.

Через восемь часов мучительной езды в таком виде Марка доставили в местную тюрьму города Хьюстон. Судебный исполнитель снял кандалы, цепь, наручники, уложив все это в машине.

Пятичасовая передышка в одиночной камере хьюстонской тюрьмы показалась Марку мимолетным мгновением. Не успел он как следует расправить уставшие от напряжения ноги, руки, туловище, как в камеру вошли два новых судебных исполнителя и приказали ему одеться. Из тюрьмы вывели в наручниках, посадили в машину. Вместе с судебными исполнителями они прибыли на аэродром, откуда на рейсовом самолете вылетели в Нью-Йорк. По пути была непродолжительная остановка в Вашингтоне. Осаждавшие Марка репортеры безуспешно пытались получить интервью.

На аэродроме в Нью-Йорке самолет окружила толпа репортеров, фотографов, агентов ФБР, полиции и любопытных. После довольно длительного и неприятного пребывания там Марка, наконец, отвезли в тюрьму. Было около часа ночи, когда он переступил ее порог. Его раздели и посадили в камеру для особо опасных преступников.

На второй день Рудольфа Ивановича Абеля (будем Марка называть так) вместе с группой других арестованных повезли в суд, находившийся в здании почтамта в Бруклине. По прибытии на место их освободили от наручников, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру ожидания. На обед дали два бутерброда.

Суд рассмотрел два вопроса: о возможности выпустить Абеля под залог и предоставлении ему защитника. По первому вопросу вынес решение об отказе, по второму — предоставил право найти защитника в течение недели. Не располагая другими возможностями, Абель попросил суд подыскать ему защитника через ассоциацию адвокатов.

По окончании суда арестованным надели наручники, сковали их попарно и отвезли в нью-йоркскую тюрьму. Надзиратель обыскал арестованных и проводил на второй этаж в приемную. Здесь их раздели, осмотрели, переодели в тюремную одежду и развели по камерам.

Ассоциация адвокатов, обсудив просьбу суда о выделении защитника Абелю, остановила выбор на Джеймсе Доноване, совладельце адвокатской фирмы, считавшемся среди адвокатов достаточно компетентным. Не последнюю роль при этом, вероятно, сыграло и то, что Донован имел звание командера морской разведки и во время второй мировой войны являлся видным сотрудником управления стратегических служб[5] Надо полагать, что руководство спецслужб США все еще не оставляло надежды склонить Марка к сотрудничеству, и в этой связи назначение в качестве защитника специалиста-разведчика, по их расчетам, могло быть весьма полезным.

Знакомство Абеля с Донованом состоялось 21 августа 1957 года в здании суда в помещении для лиц, содержавшихся под арестом. Оба они испытывали чувство естественного любопытства. Донован полагал, что ему предстоит увидеть своего рода супермена, героя из серии статей и кинофильмов «Рыцари плаща и кинжала», способного на совершение любого преступления. Такое мнение о будущем подзащитном создавалось под влиянием средств массовой информации, которые ежедневно выливали на Абеля потоки лжи и клеветы, приписывали ему самые невероятные качества.

Для Абеля Донован был человеком, назначенным на роль защитника из чисто формальных соображений, чтобы подчеркнуть демократизм и объективность судебного разбирательства. Поэтому он шел на встречу, не испытывая переживаний и не обольщаясь надеждой на облегчение своего положения. Ему просто было интересно увидеть человека, с которым сталкивала судьба, узнать, кто он, и в зависимости от этого определить свою линию поведения.

Встретившись, они обменялись быстрым рукопожатием и пошли по коридору мимо работавших телевизионных камер в маленькую комнату для арестованных, которую Донован просил судебного распорядителя выделить для первого разговора.