Пушкин. Болдино. Карантин. Хроника самоизоляции 1830 года - Михаил Яковлевич Визель

украшение молодости. Во всяком случае прюдство или смешно, или несносно.

Наталья была предпоследней из шести детей Гончаровых и младшей из трех сестер

Неужели Наташа, его Наташа, тоже впала в это несносное «прюдство»? Для Пушкина ничего хуже не могло быть. Здесь же, в Болдине, в «Опровержениях на критики» он ехидно прошелся по журналистам из семинаристов, которые сочли неприличным сюжет «Графа Нулина», благосклонно принятого настоящими столичными аристократками, а через три года писал Наташе, уже жене:

Ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme ilfaut, всё, что vulgar… Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя.

Прочитано Натальей Пушкиной

Но Пушкин подробно оправдывается не просто потому, что боится потерять невесту. Но и потому, что понимает, на чем именно основаны ее подозрения.

Еще 6 апреля, не получив окончательного положительного ответа от матери невесты, он, предвосхищая возможные намеки, сам пишет ей по-французски:

Заблуждения моей ранней молодости представились моему воображению; они были слишком тяжки и сами по себе, а клевета их еще усилила; молва о них, к несчастию, широко распространилась.

А перед самым выездом в Болдино пишет Плетнёву по-русски:

Московские сплетни доходят до ушей невесты и ее матери – отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные примирения…

«Ночная княгиня»

Евдокия Голицына

В данном же случае речь идет не о безосновательной сплетне, а о всем известном факте: у 18-летнего Пушкина во время его бурной послелицейской жизни в Петербурге, до южной ссылки, был роман с княгиней Евдокией Голицыной – довольно неглупой, очень независимой и чрезвычайно экстравагантной дамой, прозванной princesse Nocturne (ночной княгиней). Которая была на 19 лет старше Пушкина. Неудивительно, что, когда до Гончаровых дошли сведения, что Александр отправился за 30 верст к княгине Голицыной, 18-летняя Наташа, хоть она никогда и не смотрела молодежных комедий, подумала то же, что подумала бы любая 18-летняя девушка на ее месте: ее жених пишет, как он целует кончики ее крыльев, а сам отправился искать утешения у бывшей любовницы! которой сейчас вообще около пятидесяти! Фу! Да как он вообще с ней может..?

Трудно сказать, до каких именно пределов дошла фантазия воспитанной в строгости барышни, но направление этого движения определить несложно. Так что Наташино «прюдство» вполне понятно – и поэтому Пушкин подробно объясняет, куда и зачем он отправился.

Интересно, что он пишет при этом Pr. Galitzine, упорно не называя соседку по имени. Так что пушкинисты свыше 150 лет не имели удовлетворительного ответа на простой вопрос: о какой, собственно, Голицыной идет речь? Неужели Наташа и впрямь приревновала 31-летнего жениха к любовнице, которая была у него в 18 лет?!

Только в 1980 году Ю. И. Левина, изучив местные архивы, показала[8], что соседкой Пушкина была совсем другая представительница разветвленного княжеского рода – Прасковья Николаевна, урожденная Матюнина, жена хорошо Пушкину знакомого покровителя и знатока искусств Владимира Сергеевича Голицына. В 1830 году ей было 32 года. Так что Пушкин вполне благоразумно поступает, не называя ее в этом и следующем письме по имени: это бы не отвело, а только бы усилило подозрения Гончаровых. Зато вкладывает подлинные официальные письма, показывающие – он усиленно хлопочет, чтобы выехать в Москву.

Л. А. Черейский в книге «Пушкин и его окружение» (1988) эту идентификацию опровергает. А составившая в 2013 году «Болдинский календарь 1830 года» С. Б. Федотова, ссылаясь на анализ почерка посланной к Пушкину записочки и сохранившихся в нижегородских архивах альбомных записей, дает другую: по ее мнению, речь идет о Наталье Григорьевне Голицыной, владелице двух имений в Сергачском уезде и матери двух сыновей – ровесников самого Пушкина. Но зачем бы Пушкин в этом случае так тщательно скрывал от невесты ее имя?! Наоборот – его имело смысл подчеркнуть.

Пушкин, которому в ближайшие годы предстоит погрузиться в исторические исследования, знает толк и силу подлинного документа.

А слово «прюдство», в отличие от слова «кокетство», так и не обрусело. Видимо, реальная потребность в нем все-таки очень незначительна.

/ср 26 ноября

Поэта навещает Д. А. Остафьев, помещик, владелец соседнего села Инкина. В его альбом Пушкин вписал «Последние стихи Державина»: «Река времен в своем теченьи…».

/ вторая половина ноября

Пушкин пишет А. Н. Верстовскому, по-видимому, отвечая на его письмо.

Краска для ногтей и другие проблемы карантинного быта / шестнадцатое письмо

Сегодня долженъ я былъ выѣхать изъ Болдина – Извѣстіе что Арзамасъ снова оцѣпленъ остановило меня еще на день. Надо было справиться порядкомъ и хлопотать о свидѣтельствѣ. Гдѣ ты досталъ краски для ногтей? Скажи Нащекину чтобъ онъ непремѣнно былъ живъ, во первыхъ потому что онъ мнѣ долженъ; 2) потому что я надѣюсь быть ему долженъ. 3) что если онъ умретъ, не съ кѣмъ мнѣ будетъ въ Москвѣ молвить слова живаго, т. е. умнаго и дружеского. И такъ пускай онъ купается въ хлоровой водѣ, пьетъ мяту – и по приказанію Графа Закревскаго, не предается унынію (для сего нехудо ему поссориться съ Павловымъ яко съ лицомъ уныніе няводящимъ.)

Не можешь вообразить какъ неприятно получать проколотыя письма: такъ шершаво, что не возможно ими подтереться – anum разцарапаешь. —

Сегодня должен я был выехать из Болдина. Известие, что Арзамас снова оцеплен, остановило меня еще на день. Надо было справиться порядком и хлопотать о свидетельстве. Где ты достал краски для ногтей? Скажи Нащокину, чтоб он непременно был жив, во-первых, потому что он мне должен; 2) потому, что я надеюсь быть ему должен; 3) что если он умрет, не с кем мне будет в Москве молвить слова живого, то есть умного и дружеского. Итак, пускай он купается в хлоровой воде, пьет мяту – и, по приказанию графа Закревского, не предается унынию (для сего нехудо ему поссориться с Павловым, яко с лицом, уныние наводящим).

Не можешь вообразить, как неприятно получать проколотые письма: так шершаво, что невозможно ими подтереться – anum расцарапаешь.

Расставляя дошедшие не только до адресатов, но и до потомков пушкинские письма в том или ином порядке, составители академических многотомных собраний сочинений не думают о