Гараж. Автобиография семьи - Михаил Александрович Ширвиндт

позвонил и сказал, что по поводу нашего вчерашнего оханья написал монолог. Так как мы охали вместе, я считаю себя соавтором. Это такой огляд на себя людей 50-летнего возраста. Начинается он так: «Если бы я бросил пить…»

Андрей всегда толкал меня прочесть этот монолог в интеллигентных аудиториях.

Из бардачка Александра Ширвиндта

Жванецкий – человек настолько самодостаточный, что ему разбазариваться на дружбу невыгодно: трата времени, сил и таланта. Друзей он терпит и пережидает. По мере необходимости. Поэтому всякое проявление бескорыстного необязательного внимания с его стороны потрясает. Очень много лет назад он позвонил мне и сказал, что есть секретный разговор, не по телефону. Встретившись со мной, он сообщил, что приехал из Находки, где самый главный человек всего побережья – его давний друг, ещё по Одессе. Жванецкий только что сыграл для докеров пять концертов, и за это друг-начальник продал ему «ниссан» – из тех автомобилей, которые японцы нам поставляли в награду за успешную разгрузку докерами японских кораблей. Эти машины по тем временам были верхом иностранного автомобильного шика. Михал Михалыч прошептал мне на ухо, что он договорился с другом-начальником: если мы с Державиным захотим, то за несколько шефских концертов сможем приобрести пару «ниссанчиков». При этом Михал Михалыч сказал, что, если о нашем разговоре кто-нибудь узнает, я буду вычеркнут из его биографии. Мы с Державиным собрались и полетели… Здесь я делаю пропуск и сообщаю, что через три месяца на Казанском вокзале мы получали два контейнера с маленькими «ниссанчиками», деньги на которые мы собирали с артистов всей средней полосы России.

Вот Жванецкий.

Постскриптум. Когда мы с Державиным на пустынной набережной выбирали себе по машинке, хотя они были совершенно одинаковые, мы обнаружили, что в «ниссанчиках», кроме корпуса и мотора, не было ничего, даже запаски. И только в салоне, в бардачке, лежала бумажка, на которой якобы по-русски было написано: «Позба нишево не улушать». Это была не просто фраза. Опыт взаимоотношений Японии с докерами показывал, что, приобретя «ниссан», они тут же вскрывали движок, клали огромную прокладку, чтобы ездить на 76-м бензине, в рессорные пружины какими-то страшными усилиями закатывали по шесть теннисных мячей для амортизационной жёсткости. И так далее. Японцы, видимо, прослышав об этих переделках, умоляли грузчиков не модернизировать прославленную фирму.

Александр Ширвиндт, «Опережая некролог»

М.Ш.: История с «ниссанами», купленными папой и Державиным при помощи Жванецкого, имела продолжение. Моя тогдашняя жена не хотела учиться водить машину, считая, что не сможет. Я её всё-таки убедил, и встал вопрос об автомобиле для неё. И тут как раз Роксана Бабаян продавала тот самый Nissan Micra, доставленный с Дальнего Востока. Машина простояла у неё в гараже года три, не проехав практически ни километра.

В общем, купили мы эту машину, но я предложил жене:

– Давай доканывай «Жигули», а я пока поезжу на новой.

Буквально на следующий день у меня были съёмки программы «Дог-шоу», которые проходили недалеко от дома. Я договорился с нашей группой, что по окончании мы на двух машинах поедем ко мне смотреть какой-то важный бой Майка Тайсона. За 150 метров до дома, когда я ехал по главной дороге, со второстепенной, игнорируя знак «стоп», на большой скорости выскакивают «Жигули», и я бью их по касательной так, что им – ничего, лишь стоечка чуть погнулась, а у меня бампер взлетает на уровень лобового стекла! Носа у машины не было вообще. А на моём носу отпечаталась оплётка руля (и след держался ещё неделю). Я вылезаю из машины, вызываю по телефону-автомату ГАИ и бегу домой. Я подумал: «Сейчас приедут гаишники, начнут разбираться, а я почему-то в гриме». Эта история длилась пару лет, было несколько судов, я их все благополучно выиграл, но мне так ни копейки и не заплатили.

«Жизнь была наполненнее смыслом»

А.Ш.: Вспоминал, когда же я был приголублен в семье Гердтов-Правдиных. Видимо, в начале 1960-х. Я пришёл первый раз на улицу Телевидения, где Зяма со своей женой Таней Правдиной тогда жил. Позже я на эту улицу приехал – таким способом, каким прежде не ездил.

Из бардачка Александра Ширвиндта

В Южном порту находилась автомобильная комиссионка. Она делилась на несколько отсеков. Первый – для простых очередников, алчущих четыре года дряблого «Москвича». Второй содержал в себе «Волги», на которых уже не в силах были ездить сотрудники посольств и дипкорпуса. А дальше, в самом конце, размещался третий отсек, представлявший собой маленький загончик с машинами, доступ к которым имели только дети политбюровских шишек и космонавты. Там стояли (как тогда говорили с придыханием) иномарки.

Большинство нормальных советских людей вообще не знало, что это такое. Зямина пижонская мечта была – добраться до заветного третьего отсека. Пройдя все кордоны и заслоны, собрав целую папку бумаг и подписав её у очередного управленческого мурла, Зяма таки получил смотровой талон в третий отсек. По этому талону можно было в течение двух недель ходить туда и смотреть иномарки – в ожидании новых поступлений. Но если ты за две недели так и не решался купить что-то из предложенного, то время действия талона просто истекало и право посещения смотровой свалки аннулировалось. Поэтому была страшная нервотрёпка. Зяма, походив туда дней двенадцать, занервничал.

Звонит мне оттуда: «Всё… Я ждать больше не могу. Я решился – покупаю “вольво”-фургон». Я ему: «Зяма, опомнись, какого машина года?» Он мне: «Думаю, 1726-го…» (Ей было лет двадцать.) – «Ну хоть на ходу?» – «Да, всё в порядке, она на ходу, только здесь есть один нюанс… Она с правым рулём». Я столбенею, представляя Зяму с правым рулём, но не успеваю представить до конца, потому как слышу из трубки: «Приезжай, я не знаю, как на ней ездить».

Я припёрся туда. Вижу огромную несвежую бандуру. И руль справа. «Давай садись!» – бодро говорит мне Зяма, подталкивая меня к водительскому месту. Я, изо всех сил преодолевая довольно неприятные ощущения (ну, всю жизнь проездить за левым рулём, а тут!), сел за этот самый правый руль, и мы понеслись. С меня сошло семь потов, пока мы добрались до дома, потому что в машине был ещё один нюанс: она стала сыпаться, как только мы выехали за ворота. В общем, когда мы добрались до улицы Телевидения (улица Шверника), где тогда жили Зяма с Таней, она рассыпалась окончательно…

И стали мы все вместе её чинить. А там каждый винтик нужно