Вячеслав Кондратьев - Встречи на Сретенке

Но вот вызвали в зал. Гошку милиционеры провели за барьер - на скамью подсудимых, а Надюха с Володькой в зале уселись, поближе к суду. Там и свидетели обвинения, помятые, с подбитыми физиономиями, которым, на Володькин взгляд, только одного хотелось до смерти - опохмелиться. Володька подсел к ним: - Как же он вас троих один? - спросил он.

- Ловкий, гад, - промычал тот, кто постарше.

- Что же вы в милицию сразу? Сами накостылять не смогли?

- Да мы ему дали, - сказал молодой. - Но участковый как раз появился, давайте, говорит, его в отделение. Еле скрутили черта.

- Так он разведчик бывший, - сказал Володька.

- Оно и видно. Приемчики применял.

- Ребята, - начал Володька, - засудят же парня. Давайте придумаем что. Ну, подрались по пьянке, а кто виноват, кто начал, не помним. После суда выпьем как следует, освежим голову.

- Конечно, все пьяные были, но он первый задрался. Ко мне прицепился...

- Чего там счеты сводить, - положил Володька руку на плечо пострадавшего. - Разопьем мировую, и все дела. Ну как?

Но ответить тот не успел, вышла секретарша и:

- Встать, суд идет.

Все поднялись, потом сели, когда судья, приятная молодая женщина, с заседателями за дубовым столом устроилась. Ну, и началась процедура...

- Подсудимый Селюков, расскажите, что произошло вчера вечером в пивной.

Гошка поднялся, сделал невинное лицо и честные-пречестные глаза.

- Ничего не помню, граждане судьи. Ей-богу! Помню, как в пивную зашел, а дальше ничего.

- Сильно пьяные были?

- Нет. В том-то и дело. Всего сто пятьдесят перед этим выпил. А в пивной как затмение нашло. Утром в отделении проснулся, говорят, в суд собирайся, а я, хоть убей, ничего не понимаю.

- На фронте были?

- А как же! Всю войну в разведке! Награжден орденами и медалями. Жена принесла мою орденскую книжку. Покажи, Надя.

Надюха подошла к судейскому столу, выложила. Судья рассмотрела, передала заседателям.

- Что же произошло? Вы так хорошо воевали, столько наград и... хулиганство? - спросила судья, поправив красивые рыжие волосы.

- Так говорил я, не помню ничего, - развел руками Гошка.

- У вас были ранения, контузии? - Голос судьи был мягок и доброжелателен.

- И не упомню сколько! - воскликнул Гошка. - Вот тут мой бывший командир сидит, скажет... И контузия сильная была, без памяти несколько ден валялся.

Володька встал, хотел было выступить, но судья сделала ему знак рукой, чтоб сел, и стала шепотом о чем-то совещаться с заседателями. Володька почти успокоился. Понравилась ему судья, ее спокойный голос, и не верилось, что такая приятная особа засудит Гошку. Пошептались с заседателями, судья поднялась, поднялись и все.

- Суд принял решение направить обвиняемого Селюкова на судебно-медицинскую экспертизу. Из-под стражи освободить. Взять подписку о невыезде. Получите направление, Селюков.

Сияющий Гошка подошел к судейскому столу, взял направление... Из суда вышли все вместе. И "пострадавшие" тоже.

- Что же вы, лярвы, в милицию меня? - не зло, а скорее добродушно спросил их Гошка. - Да ладно, айда в шалман - угощаю, а там поговорим.

В пивной на Сретенке пробыли недолго. Гоша поставил "пострадавшим" по стопке и по пиву, уговорил их не показывать насчет того, что матерился. Тогда, разъяснил он им, будет просто драка, а ежели мат, то хулиганство, статья 74, год лишения верняком и прощай, Москва. Ребята, опохмелившись, подобрели и обещали насчет матюжка свои показания изменить, которые в милиции давали, пьяные были тоже, не помним, дескать, что подписывали... Расстались друзьями...

- А начальничек-то, майор, мировой мужик. Про финочку ни-ни. Жаль, не отдаст, конечно, но черт с ней, - сказал Гоша при выходе из пивной.

- Это, наверное, мой разговор подействовал, - заметил Володька.

- А ты говорил с ним? - спросил Гошка. - Ну, спасибо, - растрогался он, похлопав Володьку по спине. - Невменяемым меня не признают. Но ничего, с этими ребятами выпью еще перед судом, и будет порядок. А ты, Надюха, скисла. Не из таких переделок выходил Гоша, - самодовольно закончил он.

- Опять в командировке? - спросил Володька Тальянцева, столкнувшись с ним на улице.

- Да... - рассеянно ответил он, чем-то, видно, озабоченный. Вызвали. Неприятности у меня, понимаешь... Выпить хочешь? - спросил вдруг.

- Да нет.

- Проводи меня тогда. Поговорим.

- Пошли, - согласился Володька.

- Комбриг у меня новый... Ну, а новая метла, сам понимаешь... Не поладили с ним, короче. Да история еще у меня... Помнишь, я говорил, что жену демобилизовал, чтоб не путалась под ногами в части. Меня же она обманом женила. Сказала, беременна, командованию сообщит, ну и пришлось... А люблю я другую. Старый комбриг знал, оставлял это дело без внимания, а новый аморалку шьет... На повышение я должен идти, батальоном уже накомандовался, хватит... Хочешь выпить? - спросил Левка.

Володька мотнул головой, ему и вправду не хотелось в хороший, ясный день затуманивать голову хмельным.

- А то посидим где-нибудь? Ты поддавал на фронте?

- Нет... Очень редко.

- А мне приходилось. Иной раз, бывало, по нескольку ночей не спал. Только этим и держался. Когда переправу мастеришь, сам командуешь. Тут тебе и самолетные бомбежки, и артобстрелы. Нервишки на пределе. Да чего там, сам хлебнул...

Володька кивнул, хотя и знал, что война Тальянцева была полегче его собственной, саперы - все же не пехота, но и им доставалось.

Дойдя до Сретенских ворот, Тальянцев повернул налево, за ним и Володька, которому делать было нечего. Он только спросил:

- Ты куда?

- К Кировскому метро, - ответил Тальянцев, посмотрев на часы.

- Свидание?

- Вроде... Кстати, Володька, у тебя нет знакомых, у кого бы комнату снять можно? Понимаешь, она здесь, но жить негде.

- Кто она? - не понял сначала Володька.

- Я ж говорил тебе, - нетерпеливо бросил он.

- Ах да... Подумаю, но, по-моему, нет таких. Ты Сергею позвони. К ней, значит, идешь? Может, мне обратно?

- Иди со мной. Хочу показать. Обалдеешь.

Они дошли до Кировской. Тальянцев еще раз посмотрел на часы и повел Володьку за здание метро. Там они сели на скамейку, закурили. Из метро выходил народ, и Тальянцев напряженно вглядывался... Он был взволнован и не мог скрыть этого. Наконец от толпы выходящих отделилась женская фигурка и, цокая каблучками, побежала к ним. Тальянцев поднялся, и его лицо озарилось такой радостью, что стало совсем мальчишеским, потеряв на время свою значительность.

- Левочка! - немного театрально, как показалось Володьке, вскрикнула женщина и, подбежав, бросилась на шею Левке. Он прижал ее, поцеловал, не стесняясь окружающих, и усадил на скамейку. - Наконец-то я с тобой! Боже, как я соскучилась, - защебетала она, не выпуская Левкиной руки из своей.