Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Плескачевская Инесса

В их мюнхенской квартире Майя по-прежнему живет. Одна стена в гостиной – та, возле которой стоит рояль, – похожа на иконостас: вся в фотографиях любимой жены. А под ними, на рояле – живые цветы. «Можно мы сфотографируем?» – спросила я. Родион Константинович подумал немного: «Нет, наверное, не стоит. Очень личное».

Акт второй. Первая балерина

Характер

О этот знаменитый плисецкий характер! Легендарный, кажется, не меньше, чем ее танец. И такой же своевольный. Как не боялась она танцевать, отходя от хореографического текста, поставленного балетмейстером, и изменяла таким образом спектакль – часто навсегда, – так, не боясь, шла и по жизни. Хотя причин для страха на самом деле было много. Просто, похоже, в детстве ей никто не объяснил, чего – и особенно кого – нужно бояться. Или родители объясняли, но она эти объяснения проигнорировала – характер! И так выбрала себе судьбу.

О том, что у Майи Михайловны характер… как бы это помягче выразиться… сложный, наслышаны, кажется, все. Да и сама она секрета из этого не делала – это, кстати, тоже часть характера: говорить напрямую. Отвечала на вопрос об основной черте своего знаменитого (иногда печально знаменитого) характера: «Спонтанность». Не зря ее называли стихией. Легко загоралась, легко взрывалась, могла смести все на своем пути.

Тетя Суламифь Мессерер, с которой, как мы помним, отношения категорически разладились (и по причине характера тоже), вспоминала: «Знаю: как любого публичного человека, ее критикуют. Что, мол, конфликтная в отношениях с людьми, нетерпеливая, ждать не умела никогда, резкая, часто без причины. Что-де может очень обидеть, просто так, бездумно, несправедливо. Возражу: во-первых, она потом иногда страшно раскаивалась. Во-вторых – легко критиковать, однако не мешает взглянуть и на себя в зеркало… Но главное, будь она иной – как знать? – мир, возможно, не обрел бы великой артистки».

Эльза Триоле, в доме которой Майя Плисецкая жила во время парижских гастролей 1961 года, писала Лиле Брик: «Конечно, как всякая истая звезда, она абсолютно эгоцентрична. – И тут же добавляла со знанием дела: – А то бы она своего искусства не одолела». Зато сама Плисецкая своей парижской жизнью у Арагона – Триоле была очень довольна: «Заходила ко мне прехорошенькая Маичка, – писала Лиля Брик сестре. – От тебя в восторге и счастлива, что жила у вас». Так, может, такой характер и нужен талантливому человеку, чтобы пробиться на самую вершину, чтобы пробить все препятствия? И не будь у нее (а еще у тетки ее Суламифи) такого характера, судьба сложилась бы иначе? «Она прожила очень тяжелую жизнь», – врезались мне в память слова народного артиста СССР и Беларуси, знаменитого хореографа, художественного руководителя Большого театра Беларуси Валентина Елизарьева. И ведь это действительно так. Дочь врагов народа: отец расстрелян, мать в лагере, а она еще совсем ребенок. Такое кого угодно могло сломить, но не Суламифь и Майю. Мессереры и Плисецкие из очень крутого теста сделаны. «Боже мой, какая сила была в этом ребенке! Ее красота все равно всех накрыла. Ее талант все равно всех накрыл», – говорит народная артистка СССР Людмила Семеняка. Что стало бы с Майей, если бы не этот – бойцовский – характер?

Морис Бежар, один из самых любимых ее хореографов, говорил: «Плисецкая – бунтарка. Этим она меня всегда привлекала. Но в работе она невероятно организованный человек. Как-то Майя сказала: “В балете гораздо важнее голова, чем ноги и шея”. Я согласен. Плисецкая фантастически образованна, у нее энциклопедические знания о музыке, литературе, живописи». Хотя сама она призналась однажды, что «духовно развилась поздно».

«Дорога у меня и в жизни, и в творчестве никогда не была гладкой, как думают многие, – признавалась Майя. – Виноват во многом мой импульсивный характер. Я всегда говорила открыто о том, что мне нравится, а что – нет. Не питаюсь слухами, имею свое мнение, даже если оно кажется некоторым неверным. Я по натуре максималистка. Говорят, Майя Плисецкая резка в своих суждениях. Но я ни в коем случае не нападаю первой. Просто отвечаю громко, а не шепотом».

Она говорила, что человек рождается с определенным характером, «но если человек целеустремленный, он сам сможет направить свою судьбу». Именно так с ней и было. Майя с детства любила театр и танцевать (разве могло быть иначе в ее семье?), и, несмотря на природную лень (в которой не стеснялась признаваться), добилась таких высот в профессии, которые мало кому покорялись и до, и после. И это несмотря на то что, по воспоминаниям партнера по сцене Александра Богатырева, ни одна премьера не далась ей «без борьбы. Наверное, мало кто сильнее усложнял себе жизнь, но и ни у кого на счету не было столько побед, как у Плисецкой».

Своевольной была с самого детства: «Дисциплина с ее узаконенными рамками, роль прилежной девочки – не для меня, не для моего характера. Я всегда сопротивлялась чему-то установленному. Это чувство осталось во мне и сейчас и сыграло определенную роль в моей артистической жизни».

– Каждый человек становится таким, каким его делает судьба, окружение, жизнь, – объясняет Валерий Лагунов. – У Плисецкой была с самого начала сложнейшая судьба. Она знает, что такое плохо, знает, что такое горе, что такое трагедия, знает, что такое гибель расстрелянного отца. Мать… Она в одиннадцать лет ездила в этот Чимкент со своим дядей навещать мать (кстати, в своей книге Майя даже не обмолвилась, что была в этой поездке не одна. – И. П.). Она знает, что это такое – плохо. Поэтому у нее все это откладывается, она смотрит на жизнь по-другому совершенно, чем мы, которые этого не испытали. У нее нет никакой фанаберии, что я вот гениальная балерина, – вообще это отсутствует.

– Но она же осознавала, что она гениальная?

– Знала, да, потому что признание было уникальное. Нельзя остаться безразличным, когда вместе с ней танцуешь. Это же уникальная совершенно женщина. И простая поэтому. Потому что жизнь была трудная. Характер, конечно, трудный, сложные отношения с родственниками, на то свои были причины. Вот я, например, из простой семьи, я никто, понимаете. Я был просто способный с детства. Она уделяла мне внимание всю свою жизнь. Почему?

– Видела в вас талант?

– И талант, и способности.

– Она хорошо относилась к чужому таланту?

– Конечно. Более того, всегда поддерживала.

– У нее не было зависти?

– Абсолютно отсутствовала зависть.

То же самое говорит Александр Фирер:

– Она не карьеристка, и ни грамма в ней не было никогда никакой зависти. Она умела восхищаться другими. Это ей завидовали. Ей очень многие завидовали. Сама Майя Михайловна всегда говорила: «Есть ведущие и завидущие».

Екатерина Максимова, сама выдающаяся балерина, которую Плисецкая называла в числе своих любимых, признавалась, что – да, завидовала: «Могу признаться, что порой даже завидовала, и очень, например, Майе Плисецкой: ее дивным рукам, ее длинной шее, масштабности ее танца, но это была зависть от восхищения. А восхищение не может породить злобу, желание сделать или сказать какую-то гадость. Наоборот, прекрасные исполнители вдохновляли меня танцевать как можно лучше».

Валерий Лагунов во время нашего почти двухчасового разговора о зависти говорил не раз. О том, что в театре зависть и ревность – дело привычное. Что артисты, особенно в балете, могут ревновать и завидовать многому: и физическим данным (большому прыжку, красивым ногам, гибким рукам), и зрительской любви, и официальному признанию – когда звания, медали и ордена, и публикациям в газетах, особенно иностранных. Плисецкую о зависти, случалось, спрашивали. И она отвечала: «Я вам скажу без хвастовства: мне нечему завидовать. Господь дал мне способности и неплохие данные, в Большом театре я перетанцевала уйму балетов, у меня, похоже, мировая слава. И главное – у меня прекрасный муж, чего же мне еще желать?»

Конечно, встречаясь с «прекрасным мужем», я не выдержала и спросила: