Наполеон: биография - Эндрю Робертс

Ознакомительный фрагмент

я хочу прервать нить мысли, то закрываю этот ящик и открываю другой. Хочу спать? Просто закрываю все ящики, и вуаля – я сплю»{337}. Адъютант упоминал, что многих офицеров наполеоновского штаба «восхищали сила духа и легкость, с которой он отклонял или устремлял всю силу своего внимания на то, что ему было угодно»{338}. Наполеон – оказавшийся в эпицентре домашней бури, терзаемый растущим осознанием того, что женщина, которой он поклонялся, в лучшем случае к нему равнодушна, – заканчивал подготовку дерзкого плана. Этот план прибавит к пяти уже одержанным им победам еще семь и приведет к взятию Мантуи и изгнанию австрийцев из Италии после трехсот лет господства там Габсбургов.

Победа

Чтобы вести армию, тебе придется беспрерывно заниматься ею, опережать новости, предусмотреть все.

Наполеон – Жозефу, апрель 1813 года

От триумфа до падения один шаг. Я видел, что и в самых важных обстоятельствах мелочи всегда определяют великие события.

Наполеон – Талейрану, октябрь 1797 года

Хотя в Италии главным противником Наполеона неизменно выступала Австрия, он умело пользовался непродолжительными передышками, чтобы обезопасить свои тылы. Рассказывали, будто французские солдаты, явившиеся в июне 1796 года в Папскую область, прикуривали трубки от алтарных свечей, но этот чрезвычайно живой образ отдает антифранцузской пропагандой{339}. Правда в том, что Пий VI не принял революцию и поддержал Первую антифранцузскую коалицию, хотя формально и не присоединился к ней. Вскоре ему пришлось дорого заплатить за это оскорбление. Пий VI, 78-летний старик, занимал папский престол уже 21 год и не имел возможности помешать Наполеону ни силой оружия, ни неофициально. 18 июня Наполеон занял Модену, а на следующий день – Болонью. Оттуда французы изгнали представителей папских властей и через неделю заставили их принять свои условия. В конце июня Наполеон заключил с папой перемирие, предполагавшее уплату Римом «контрибуции» в 15 млн франков: достаточно для того, чтобы убедить Директорию в целесообразности заключения мирного договора. Кроме того, Саличетти договорился о передаче «ста картин, ваз, бюстов или статуй, по выбору французских представителей», в том числе бронзового бюста Луция Юния Брута и мраморного – Марка Юния Брута, а также пятисот рукописей из Библиотеки Ватикана{340}. 11 августа Наполеон зорким глазом приметил, что библиотекари стараются уклониться от выполнения договоренностей, и он напомнил французскому агенту в Риме Франсуа Како: «В договоре речь идет о пятистах, а не о трехстах рукописях»{341}.

21 июня 26-летний Наполеон отправил Директории не менее четырех писем, предупредив, что располагает «посредственной» армией, с которой должен «встречать все опасности; сдерживать [австрийские] армии; осаждать крепости, защищать наш тыл, держать в страхе Геную, Венецию, Флоренцию, Рим и Неаполь; мы повсюду должны быть сильны»{342}. Это было правдой: крупные города Италии (Наполеон мог бы назвать еще Милан и Турин) французы удерживали под контролем в равной степени почтением и страхом, вызванными кажущейся непобедимостью, и непосредственной демонстрацией силы. Положению французов в Италии могло угрожать восстание, должным образом организованное. Директория, по-прежнему считавшая Рейнский фронт гораздо более важным, почти не присылало Наполеону подкреплений.

В государственном строительстве в Италии Наполеон в тот период во многом полагался на благоразумное сочетание угроз и бездействия. «Чтобы здесь посеять ужас, нужно жечь и расстреливать, – писал он 21 июня, – и закрывать глаза, потому что не пришло время действовать»{343}. Наполеон апеллировал к гордости тех, кого стремился покорить, но не позволял и усомниться в последствиях непокорности. «Французская армия любит и уважает все народы, особенно простых и добродетельных жителей гор, – гласило опубликованное им в том месяце воззвание к тирольцам. – Но если вы презрите собственные интересы и возьметесь за оружие, мы станем ужасными, как огонь с небес»{344}.

Наполеон во многом полагался на Бертье, но не боялся обходиться и собственными силами. Когда 22 июня в Болонье Наполеон встретился с Мио де Мелито, он упомянул о слухах, «будто именно Бертье я обязан своими успехами, что он определяет мои планы и что я лишь исполняю то, что он мне внушает». Мио де Мелито, знавший Бертье еще в молодости, в Версале, не согласился, и Наполеон с пылом заметил: «Да, вы правы. Бертье не сумел бы командовать и батальоном!»{345} Конечно, Наполеон так не считал (он поручал Бертье командовать Итальянской армией в 1798-м и Резервной армией – в 1800 году), но эта история показывает, насколько его заботила собственная репутация. В том же духе Наполеон в воззваниях стал заменять в выражении «командующие французской армией» множественное число единственным.

27 июня англичан, торговых партнеров Великого герцогства Тосканского, изгнали из Ливорно, а их товары (стоимостью 12 млн фунтов стерлингов) конфисковали. 29 июня после 48-часовой бомбардировки капитулировал Миланский замок. 11 июля, когда в ответ англичане захватили остров Эльбу (прежде принадлежавший тосканцам) у побережья Италии, Наполеон благоразумно заметил: «У нас не будет права жаловаться на нарушение нейтралитета, чему мы сами подали пример»{346}. Вскоре Наполеон вырвал «контрибуцию» у великого герцога Тосканского Фердинанда III (младшего брата австрийского императора Франца), который в Ливорно предоставил английским купцам торговые привилегии. Когда 1 июля Наполеон вошел во Флоренцию, «все население заполнило» улицы от ворот Сан-Фредиано до дворца Питти, чтобы хоть мельком его увидеть{347}. Наполеон посетил Фердинанда во дворце Питти и осмотрел великолепные плафоны, расписанные Пьетро да Кортоной по заказу Медичи (которые было непросто отправить в Париж), а также картины – с легкостью транспортируемые – Рубенса, Рафаэля, Тициана, ван Дейка и Рембрандта. Принимавшему его со всей учтивостью великому герцогу Наполеон заявил: «Ваш брат более не имеет в Ломбардии ни пяди земли». Это было неправдой: Мантуя до сих пор сопротивлялась. Но, хотя Фердинанд «настолько владел собой, что не выдал волнения», он понимал, что за его поражением скоро последует утрата короны{348}.

26 июня Жозефина наконец выехала (в слезах) из Парижа в Милан. Ее сопровождали Жозеф Бонапарт (лечившийся от венерического заболевания), компаньонка Луиза Компуан, шурин Жозефа Никола Клари, финансист Антуан Амлен (он рассчитывал получить от Наполеона должность и пока что содержал Жозефину), Жюно, четверо слуг, кавалерийский эскорт и собачка Жозефины по кличке Фортюне (однажды укусившая Наполеона в постели и позднее павшая в неравном бою с превосходившей ее по размеру и свирепости собакой повара){349}. С изумительным бесстыдством Жозефина взяла с собой и будуар-гусара Ипполита Шарля. Жюно в дороге соблазнил Луизу, и Жозефина, добравшись до Милана, отослала ее, приобретя в лице Жюно врага. Два года спустя она очень пожалела об этом.

Во время путешествия Жозефины на юг Наполеон бомбардировал ее пространными письмами. Одно из них – типичное – заканчивалось так: «Прощай, любовь моя! Один поцелуй в твои уста – другой в сердце». Заветная мечта – оказаться «в твоих объятьях, у твоих ног, на твоей груди», твердит он Жозефине{350}. Из тосканской Пистойи он написал, что его карманы «полны неотправленных писем – слишком глупых, слишком нелепых. Да, bête – вот подходящее слово»{351}. Учитывая характер его писем, эти послания и в самом деле, вероятно, чрезвычайно глупы (trop bête). Вернувшись к своему прежнему эмоциональному мазохизму, он писал: «Дразни меня, если тебе это нравится, оставайся в Париже, бери себе любовников и пусть все знают об этом, не пиши мне никогда… Что же! Я лишь буду любить тебя вдесятеро сильнее!»{352}

Жозефина приехала во дворец Сербеллони 10 июля. Три дня спустя к ней присоединился Наполеон, преодолевший 483 километра по землям Габсбургов, Папской области,