Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

- Им только фураж подавай, а я ведь на овсе не поеду... - жаловался он. Возьмите меня, летчики... - клянчил Россиянов.

Из разговоров можно было понять, что душа у него больше лежала к авиации, чем к кавалерии.

- Копыта коням ежедневно чистят, хвосты подмывают, а машину поставить на профилактику не моги: "Мотай за овсом, вези сено, солому..."

Особенно донимал Россиянова лозунг, который, по его словам, был начертан на карнизе конюшни в Яворове еще перед войной:

"Конь - не мотор, он требует ухода". В этом наш новоявленный водитель усматривал явное пренебрежение к технике.

Россиянов каждую свободную минуту копошился в моторе. Но мотор за долгую службу в кавалерии так износился, что никакой уход ему уже не шел впрок: масла и бензина он пожирал прорву, электропроводка болталась "на соплях" приходилось то и дело "искать искру".

Как-то при очередном перебазировании Россиянов слезно упросил командира:

- Дозвольте сделать небольшой крюк через Рославль. У меня там большие знакомства в машинно-тракторной станции. За одну ночь такой мотор поставлю, что будет гудеть до конца воины.

Командир согласился. На машину погрузили ящики со штабными документами, старшим назначили писаря сержанта Ворочилина. Ему сказали; "Потом приезжайте на аэродром в Сещу, мы будем там".

В каком-то населенном пункте у водителя действительно оказались большие знакомства в МТС, к тому же там проживали и его родители. Мать-старушка всплеснула руками, повисла сыночку на шею, начала было причитать. А когда узнала, что сынок заявился на одну ночку и торопится в путь, тут же распорядилась:

- Колите, хлопцы, порося, чтоб проклятому хрицу не досталось!

За одну ночь успели поставить другой мотор и умять почти всего жареного поросенка. Утром покатили в Сещу. Но на аэродроме никаких штурмовиков не оказалось. Стояли несколько разбитых бомбардировщиков и истребителей. Ангары были разрушены, а летное поле перепахано плугом. "Где же теперь искать полк?"

Замаскировали машину под деревьями, решили все же ждать своего представителя. А тем временем из леса показалась группа солдат, отбившихся от своих частей. Они обрадовались встрече. Сержанта Ворочилина, одетого в кожаный реглан без знаков различия, приняли за командира. Роста он был приметного, на лицо благородный. Может быть, оттого, что учился в мединституте, мечтал стать знаменитым хирургом и играл на скрипке, чтобы совсем походить на Платона Кречета из пьесы Корнейчука. Что подстрижен наголо - так это не беда: под машинку стриглось теперь и большое начальство, солдатскую просторную шинель предпочитали талистой командирской с прямоугольными плечами и выпуклой от ваты грудью.

Человек 15 солдат приблизились к Ворочилину. Им нужно было узнать, что теперь делать, на каких рубежах закрепляться. Ворочилин первым лихо козырнул, солдаты на приветствие отвечали вразнобой.

- Отбились от части?

- Так точно.

- Кто старший? Нет старшего? В одну шеренгу становись!

Ворочилин прошелся вдоль строя, указал пальцем на самого рослого, правофлангового.

- Принимайте командование! Ведите в тот лесок, маскировки не нарушать! Оружие привести в порядок, портянки посушить, список составить.

В течение дня из леса выходили другие группы солдат, появлялись и одиночки. Ворочилин всех направлял в пункт сбора сушить портянки, оружие в порядок приводить. К вечеру набралось более сотни солдат - уже целое войско. А что с этим войском делать? Назначенные Ворочилиным старшие приходили к нему со списками, справлялись насчет котлового довольствия. Конечно, накормить голодных солдат - первостепенная забота командира, но у Ворочилина с Россияновым оставалась недоеденная поросячья ножка и буханка хлеба.

Ворочилин и не рад был, что заварил такую крутую кашу, выдавая себя за командира. Он часто выходил к дороге - она была безлюдной. Наконец увидел мчавшийся в его сторону грузовик с горой ящиков в кузове. Поднял руку, шофер тормознул. Ветровое стекло продырявлено и потрескалось, по борту косой строчкой прошлась автоматная очередь, из кузова тянется густая желтая жижа.

- Что везешь? - спросил Ворочилин бледного шофера.

- Яйцо...

- Куда везешь?

- Теперь не знаю куда. По дороге из кустов обстреляли, вернулся.

- Сворачивай, поедем.

Так был решен вопрос с котловым довольствием. Солдаты пили сырые яйца, потом пекли их в костре, ели без соли и хлеба. И вдруг откуда ни возьмись подкатила легковая машина. Вышел пожилой и тучный военный. Тоже в реглане, только фуражка на нем генеральская.

- Какая часть?

- Это не часть, товарищ генерал, а сводный отряд. Сводный отряд отправился за генералом занимать новый рубеж.

...Утром на аэродроме Сеща появился всадник. Им оказался вездесущий начальник разведки старший лейтенант Щербаков.

- Заводи мотор, гони за мной в Писаревку!

Весь день петляли по разбитым проселочным дорогам, грузовик еле поспевал за Щербаковым, который ехал верхом. Щербаков успевал еще заскакивать в деревушки, наводил справки, не просачивались ли в эти места немецкие разведчики.

Совсем немного осталось ехать до нового аэродрома, а уже начало темнеть. Водитель, как на грех, с разгону влетел в трясину, и перегруженная красными ящиками от "эрэсов" полуторка увязла. Пробовали толкать - буксует, садится все глубже.

- Отставить! - скомандовал Щербаков. - Машину разгрузить, а все лишнее выбросить!

- Что тут лишнего? - развел руками Ворочилин.

- А что там есть?

- Десять ящиков с картами...

- Какие районы?

- Минск и западнее.

- Свалить и сжечь! Акт потом составим... Еще что?

- Личные дела, еще две бочки и...

- Что в бочках?

- Бензин, спирт...

- Оставить!

С трудом выволокли облегченную машину. Тогда Щербаков сказал водителю:

- Вот тебе и "конь не мотор"! Газуй за мной!

...За Унечей по размытой дождями дороге брели группами летчики и техники. В полку было всего два грузовика. На одном из них, возвышаясь в кузове на ящиках, сидел человек с непомерно большой, перебинтованной головой, покачивавшейся на тонкой шее. Кисти рук тоже в бинтах, похожи на лапы белого медведя. Трудно было узнать в этом человеке Колю Смурыгова, нашего "Александра Невского".

Ранение он получил во время своего четырнадцатого боевого вылета. Атаковал колонну на Рославльском шоссе. Ударило в мотор, он начал давать перебои. В кабину повалил едкий дым, потом огонь жег руки. Смурыгов еле перетянул через лес, пошел вниз. Посадка на "брюхо", сильный толчок. Ударился головой о прицел, челюсть свернуло набок, начал сглатывать что-то теплое, соленое текла кровь с прокушенного языка. А из леса застрочили автоматы, близко посвистывали пули. Смурыгов бежал, согнувшись, по высокой пшенице, споткнулся, упал - челюсть хрустнула, стала на свое место. Но из рассеченного лба хлестала кровь. Летчик зажал рану и опять бежал от пуль. Перебрел мелкую речушку. Впереди показалось несколько изб, женщина ему машет рукой, подзывает к себе.