Жандармы и Революционеры. Секретные приемы политического сыска. Вербовка и засылка агентов. Противодействие террористам и государственным преступникам. Лучшие операции Особого корпуса жандармов - Павел Павлович Заварзин

он осмотрелся по всем направлениям, очевидно проверяя, нет ли за домом слежки, и вошел в ворота. Через четверть часа он вышел и, сев на своего же извозчика, поехал на Николаевский (Петербургский) вокзал. Филер Рыбкин решил ехать за ним на одном из наших извозчиков, а двое оставшихся филеров продолжали ждать выхода Семенцева. Действительно, через полчаса последний вышел, осмотрелся и, подойдя к другому нашему извозчику, начал с ним торговаться за проезд на станцию Лосиноостровская вблизи Москвы. Сторговавшись, извозчик стал возиться с упряжью, чтобы дать «нашим» время найти другого извозчика и следовать за Семенцевым.

Тем временем Толстый, выехавший ранее Семенцева из его дома, доехал до вокзала, взял билет третьего класса и сел в товарно-пассажирский поезд, отходивший в Петербург. Филер Рыбкин решил последовать за ним, предполагая, что по каким-либо соображениям этот человек назначен вместо Семенцева для поездки в Финляндию. В таком случае терять его из виду не приходилось. Не доезжая до станции Лосиноостровская, в то время как поезд начал замедлять ход для остановки, Толстый высунулся из окна вагона и, сняв шляпу, начал ею махать перед собой. Филеру Рыбкину стало ясно, что надо быть настороже и наблюдать зорко. Действительно, как только поезд остановился, в вагон вошел Семенцев. Толстый глазами указал Семенцеву свое место и, бросив проездной билет, как бы его теряя, еле успел выскочить из вагона. Поехавшие же за Семенцевым на извозчике московские филеры не успели его нагнать и поэтому не видели его посадки в поезд. В Петербурге Рыбкин сдал Семенцева в наблюдение петербургским филерам, которые, проводив Семенцева на Финляндский вокзал, сели с ним на поезд до Мустомяк.

П.Г. Курлов

Военный и государственный деятель, киевский и минский губернатор, товарищ министра внутренних дел, главноначальствующий Отдельного корпуса жандармов

Надо было координировать дальнейшую работу по этому делу, для чего генерал Курлов, состоявший тогда товарищем министра, заведующего полицией, созвал совещание в составе вице-директора Департамента полиции Виссарионова, начальника Петербургского охранного отделения полковника Котена и меня. Сопоставляя все данные, нам стало ясно, что автором письма из Мустомяк являлся именно упомянутый Мячин, почему дело представлялось серьезным.

Петербургское охранное отделение уже успело подослать «своих», под видом больного господина с женой, в санаторий «Линден-Мустомяки». За табльдотом они познакомились с Мя-чиным, и в надежде, что он, быть может, раскроет им свои замыслы, его оставили на свободе, после произведенного все же у него обыска. Однако работа «супругов» оказалась вскоре ненужной. Семенцев, вернувшись в Москву, сделал особый доклад московской группе, ведавшей получением и распространением литературы в московском районе. Он сообщил, что ездил в Финляндию получить указания по перевозке подпольной агитационной литературы, идущей из-за границы через Финляндию в Петербург и Москву. По мнению Семенцева, этот способ был очень сложен и высказал предположение, что он может восприниматься лишь как временный, пока не будет вновь налажено дело на западной границе. Все же один-другой транспорт вскоре прибудет в Москву, как только удастся благополучно их переправить, при посредстве испытанных контрабандистов, через границу. Часть транспорта предназначена для отправки в Киев и распространения там.

Таким образом выяснилось, что переписка относилась к подпольной литературе. Задача теперь заключалась в том, чтобы перехватить эту литературу, прежде чем она разошлась по рукам и тайным организациям. Сведений, на какую именно станцию Москвы или под Москвой направится транспорт, не было. Сотрудник Вяткин, стоявший близко к группам, занимавшимся водворением запрещенной литературы в Россию, узнал, что груз поступит в ведение Григория, члена Московского комитета, и что он желал бы поручить получение транспорта на вокзале какому-либо верному лицу, хотя и не входящему в партию, но не заподозренному полицией, то есть «чистому». У Григория была сестра Маня, посещавшая высшие курсы в Москве и состоявшая тоже членом партии. Маня предложила переговорить об этом деле со своей подругой-курсисткой Нюрой, на чем они и порешили. Вяткин не знал, где живут эти курсистки и как их фамилии; тем не менее, он выяснил, что Маня на одном курсе с Нюрой и что в эти дни, они, курсистки медицинского факультета, будут посещать Голицынскую больницу, чтобы присутствовать при интересных вскрытиях. Он описал наружность обеих студенток: Маня — светлая блондинка среднего роста. Нюра же смуглая брюнетка, маленькая и изящная. На следующий же день филеры заметили среди слушательниц медицинских курсов, посетивших голицынскую мертвецкую, двух девушек, державшихся вместе и соответствующих описанию Вяткина. Оказалось, что Нюра проживает на Зубовском бульваре, в доме номер 16 своего отца — доктора Данина и что имя ее Анна, но называют ее Нюра. Филеры же ей дали кличку Быстрая. На следующий день Быстрая встретилась с Маней на Страстном бульваре. Там же был и студент, оказавшийся впоследствии Петровым, по партийной кличке Григорий. Девушки и студент начали оживленно беседовать, гуляя по бульвару, а когда начали прощаться, то Петров передал Анне Даниной какую-то бумагу. «Вероятно, коносамент», — подумал наблюдающий издали филер Перцов и сосредоточил свое внимание на действиях девушки. На следующий день, в 9 часов утра, Быстрая вышла из дому, поехала на извозчике на станцию Лосиноостровская и пошла в багажное отделение. Через некоторое время она вышла с носильщиком, который нес большой ящик, который и установил на извозчика Быстрой. Филеру удалось узнать, что ящик был помечен в железнодорожном коносаменте как «домашние вещи». Данина поехала прямо на Никитский бульвар, к меблированным комнатам, где ее встретил Григорий, очевидно поджидавший ее у входа на улице. Он быстро схватил ящик и унес его внутрь дома, а Данина, расплатившись с извозчиком, отправилась в Голицын-скую больницу. Полиция тотчас явилась на обыск и обнаружила привезенный ящик в комнате Петрова, где он, сестра его Маня и студент Петухов были заняты распределением по пачкам прокламаций. Их арестовали; была арестована и Данина; маленькая и хрупкая, она сидела передо мной, отказываясь отвечать на вопросы; судорожное дыхание и постоянно наполнявшиеся слезами глаза выдавали ее большое горе.

Вскоре после опроса Даниной мне доложили, что меня хочет видеть ее отец. Вошел огромного роста элегантный мужчина, гладко выбритый, с зачесанными назад седеющими волосами. Отрекомендовавшись мне доктором Даниным, он сказал:

— Я хочу поговорить с вами, полковник, о моей дочери… — Тут его голос дрогнул и оборвался.

Я попросил его сесть, и он как-то неловко и тяжело опустился в кресло.

— Я только шесть месяцев, как овдовел, — начал он, — моя старшая дочь, теперь арестованная, заменила мать для моих маленьких детей и весь дом лежит на ней… да и мне без Нюры… — Затем, искренно и правдиво, он