Джефф Доусон - Тарантино

Эта тема стала самой любимой для журналистов на пресс-конференциях, и Тарантино отвечал на обвинения даже в Каннах. “Я люблю “Город в огне”, и его постер висит у меня дома в рамочке. Это потрясающий фильм. Я краду из каждого фильма. Я краду из каждого отдельного фильма, который когда-либо снимали. Мне это нравится. Если в моих фильмах что-то есть, то это то, что я беру отсюда и отсюда и смешиваю все вместе. Если людям это не нравится, тогда — непробиваемые тупицы — пусть не ходят и не смотрят, хорошо? Я ворую отовсюду. Великие художники воруют, а не отдают дань уважения”.

“Некоторые из его приемчиков и оригинальных методов называют “оптовой распродажей”, но если брать в расчет его целиком — “Бешеные псы” и “Криминальное чтиво”, — то я не думаю, что это плагиат, — говорит Филипп Томас, редактор-распорядитель журналов “Эмпайр” и британского “Премьер”. — В Квентине хорошо то, что когда кто-то упоминает о “Городе в огне”, он говорит: “Да, это потрясающий фильм. У меня есть постер на стене. Я принимаю это. Если вы думаете, что я повторяю сюжет, пусть так и будет”.

Со своим добродушием он вышел сухим из воды, избежав обвинений. Правда в том, что, скажи Тарантино о сходстве, никто бы и глазом не моргнул. Другие заявляют о том, что “Бешеные псы” слишком театральны (но такими же были “В знойный полдень”, “Интерьеры”, “Возвращайся в пятерку”, “Дайм Джимми Дин”). Некоторые говорили, что кульминационная “разборка в мексиканском стиле” была содрана со знаменитого “Хороший, плохой, злой” и “За несколько лишних долларов”. Это действительно так, и пока Вселенная Тарантино не перестанет существовать, поглощая фильмы, не похоже, что этот поток заимствований обмельчает.

Роджер Эйвори в интервью для “Вэнити фейр” сделал интересное замечание: “Одна из проблем, с которой люди сталкиваются в творчестве Квентина, — это то, что его фильмы рассказывают о других фильмах, а не о жизни. Это сложно: жить реальной жизнью и потом снимать об этой жизни фильмы…”

Изощренная утонченность финальной перестрелки фильма, которую Александр Уокер описал как современную версию постелизаветинской “драмы мести”, привела к забавным спорам на странице писем в журнале “Эмпайр” на тему: “Кто убил Милягу Эдди?” Подумайте об этом: Оранджа убил Джо, Джо убил Уайт, Уайта застрелил Миляга Эдди. Так кто же стреляет в Эдди?

Не имея на руках сценария или видеокассеты, в апреле 1993 года журналисты “Эмпайр” представили свои собственные размышления под заглавием “Теория волшебной пули” в ответ на мешки писем, пришедших в редакцию из-за возникшей неразберихи.

По официальной версии, в Джо и Милягу Эдди стреляет Уайт, хотя Крис Пенн признает, что недоумение возникает не на пустом месте. “Ха, этот вопрос задают чаще всего, — смеется он. — Дайте мне сказать прямо: никто не застрелил Милягу Эдди… это была ошибка. Должно было произойти следующее — не знаю, понравится ли это Квентину, но сейчас уже слишком поздно, и потом он никогда не говорил мне “нет”, — предполагалось, что Харви застрелит Лоуренса, потом меня, а потом подорвется на шутихе. Но все дело было в шутихе Харви, ее взрыв был похож на выстрел, она взорвалась, как только он застрелил Лоуренса. Так что он упал, а моя шутиха тоже взорвалась, так что я тоже упал. Таким образом, никто не застрелил Милягу Эдди. Нужно отдать дань таланту и находчивости Квентина. Нас поджимали время и деньги, нам нужно было закончить фильм. То, что мы сделали, было оригинальным поворотом, и Квентин начал думать об этом. Где нам было взять время? А потом он сказал: “Знаете что, все на этой земле будут спрашивать, кто застрелил Милягу Эдди. Это будет самым противоречивым местом фильма. Мы это оставим”. И точно, он был прав”.

Некоторые критики, однако, не видят в этом светлой стороны. Австралийский журнал “Метро” со всей серьезностью заявил о гомосексуальной связи между Уайтом и Оранджем. “Гомосоциализм” — такой ярлык наклеили на угрожающую индивидуальность и мужественность главных героев, “фаллоцентрическая бравада”. “Даже название полисемически извращенное, — визжал журнал, предполагая, что здесь обыгрывались “Соломенные псы”, “Спящие псы”, “Белые псы” и даже “В знойный полдень”. — Возможно, собаки возвращаются к своей блевотине, как дураки к своим глупостям?”

“Оно пришло ниоткуда, — говорит Тарантино о названии. — Но люди подходят ко мне и говорят, что они думают о его смысле, потрясая меня своей изобретательностью и творческим подходом. В ту минуту, когда я говорю, что “так оно и есть”, это становится достоянием общественности и все творчество умирает и превращается в прах”.

Конни Заступил была более красноречивой и объяснила, что название возникло из смешной ситуации, когда подружка Тарантино хотела, чтобы он пошел посмотреть фильм Луи Маля. “На самом деле, я его выдала, — смеется Конни. — Он отказывался говорить, на каком этапе ему пришло в голову это название, тогда у меня взяли интервью, и я сказала:

“О, это когда Грейс хотела, чтобы он посмотрел “До свидания, дети”, а он сказал: “Не хочу я смотреть этих чертовых “Бешеных псов”.[6] Я не знала, что это был секрет…”

Глава 5. “Настоящая любовь”

13 августа 1993 года. Чистенький пригород Вествуд, с двух сторон стиснутый процветающими, чинными Беверли Хиллс и Брентвуд с их дизайнерскими бутиками, небольшой кучкой кинотеатров, “арт деко” и всем остальным. Вествуд находится в самом центре пригородов Лос-Анджелеса, это то место, где бы с удовольствием остановился автор “С меня хватит!”, будь у него время. Это настоящий приют спокойствия в нескольких шагах — хотя в Лос-Анджелес никто не ходит пешком — от вылизанного до блеска общежития UCLA (Университета Штат Калифорния, Лос-Анджелес). Именно здесь, вдали от сутолоки киностудий, продюсеры, чьим основным орудием в наше время стало мнение зрителей о предварительном показе фильма, впервые испытывают свои творения на прочность…

Однако для сегодняшнего необъявленного предварительного показа нельзя найти слов и вместо банды матерых журнальных волков можно увидеть благопристойную, но впечатляющую очередь из юных дарований, выстроившихся в длиннющей очереди у здания кинотеатра в надежде занять свободные места. Все дело в “Настоящей любви”, Кларенсе и Алабаме, которые взбудоражили весь город чемоданом, полным кокаина, мафией на хвосте и величайшим градом пуль с тех самых времен, когда Буч и Санденс решили сделать ноги из своей боливийской трущобы. Те, кому удалось протиснуться через кордон охранников на вхотрилогию о Сонни Чибе (“Шесть футов, шесть дюймов наполовину сдерживаемой ярости, и человек, который держит свое слово”).