Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

тот вынужден был добираться до Берлина самостоятельно, что было ему нелегко при его плохом знании иностранных языков. Это никак не согласовалось с планами Тургенева, неоднократно высказанными им в своих письмах, и может свидетельствовать только о том, что писатель теперь был не всегда волен в своих поступках и, по всей вероятности, любимая женщина диктовала ему свои условия.

Белинский хоть и с трудом, но разыскал Тургенева в Берлине и 10 мая 1847 года написал об этом жене. Приписку сделал в конце его письма Тургенев: «Вы можете теперь быть совершенно покойны на его счет; я его беру на свое попеченье и отвечаю Вам за него своей головой. Мы, вероятно, недолго останемся в Берлине и сперва съездим в Дрезден – (потому что сейчас еще рано ему ехать в Силезию, на воды)».

14 мая Тургенев тащит больного Белинского за собой в Дрезден, чтобы вместе с ним услышать оперу «Гугеноты» Мейербера, в которой роль Валентина исполняла Полина Виардо. Тургенев уже много раз слышал эту оперу, но не уставал восхищаться и открывал в ней все новые и новые достоинства. По силе драматического выражения он считал ее лучшим произведением Мейербера. Безмерно радовало его то, что Виардо в ней имела большой успех, ее без конца вызывали, сопровождая вызовы возгласами: «Вернитесь к нам скорей! Вернитесь к нам скорей!» Возможно, хотелось Тургеневу, чтобы пение Виардо услышал друг Белинский и наконец одобрил его увлечение певицей, ведь до сих пор он его категорически отказывался понимать.

Белинский тяжко болен, ему не до концертов, не до экскурсий, но Тургенев тянет его в Дрезденскую галерею, где устраивает его встречу с супругами Виардо. Белинский всячески отказывался, но все-таки встреча эта состоялась. Разодетая Виардо любезно поинтересовалась о здоровье Белинского, но тот, плохо знающий французский язык, ее не понял, смешался и не смог ответить. Виардо повторила свой вопрос, но с тем же результатом. В конце концов она попыталась задать тот же вопрос на ломаном русском, который ей плохо давался, но она совсем не смутилась и начала оглушительно хохотать. Белинский поднапрягся и ответил все-таки на «подлейшем французском языке», «каким не говорят и лошади», и совсем расстроился. Он, блестящий критик, вспоминал позднее эту сцену с мучительным чувством стыда и неудобства.

В конце концов отправляются они с Тургеневым в маленький курортный городок Зальцбрунн, в котором лечатся больные туберкулезом. Поселились они в небольшом домике на длинной и невзрачной главной улице. Погода выдалась как нельзя хуже – холодно, сыро, слякотно, каждый день льют дожди. На прогулку не выйдешь, да и в комнатах холодно, ведь печей в доме не было.

Казалось, что стоит глубокая осень, хотя было начало лета. Это напоминало удрученному Белинскому пребывание на съемной даче в Лесном, под Петербургом. Но ведь то был Петербург – северная столица, и климат там был соответствующий. Однако в этом южном силезском городке погода стояла ничуть не лучше. Белинский с отчаянием писал жене: «Никто в Зальцбрунне не запомнит такого мая и такого июня, это что-то чудовищное для страны, в которой растут каштаны, платаны, тополи, белая и розовая акация…» Но надежда на целительную силу местных источников удерживала его здесь.

Оживление в их жизнь внес приезд Павла Анненкова из Парижа. Анненков планировал поехать путешествовать по Турции и Греции, но изменил свои планы, узнав, что Белинский находится на лечении в Зальцбрунне; он тоже, подобно Тургеневу, выражал готовность быть его нянькой и проводником. Впоследствии Анненков вспоминал, как, переночевав в Бреславле, он очутился ранним утром в Зальцбрунне и, направившись по длинной улице, сразу же встретил Тургенева и Белинского, возвращавшихся с источника домой. «Я едва узнал Белинского. В длинном сюртуке, в картузе с прямым козырьком и с толстой палкой в руке – передо мной стоял старик, который по временам, словно заставая себя врасплох, быстро выпрямлялся и поправлял себя, стараясь придать своей наружности тот вид, какой, по его соображениям, ей следовало иметь. Усилия длились недолго и никого обмануть не могли». Видно совсем плохо было бедному Белинскому, а ведь ему было всего 35 лет!

Некий доктор Цемплин сразу бодро заверил Белинского, что ручается за его выздоровление, и назначил следующее «лечение»: не пить кофе, заменить его теплым молоком, не есть досыта. Но главная «фишка» состояла в другом: надо было пить сыворотку из козьего молока, ослиное молоко и смесь сыворотки с минеральной водой. Как все тяжелобольные, Белинский с удовольствием слушал всякие россказни о чудодейственном эффекте вод Зальцбрунна и писал жене: «Впрочем, я здесь из самых здоровых больных; много таких, на которых страшно смотреть, а ведь надеются же на выздоровление…» Курс «сывороточно-минерального» лечения оказался совершенно безрезультатным. Более того, Белинский понял, что этот доктор просто «разводит» его, как и других страдальцев, на деньги! Он с возмущением писал: «Он заставил употреблять сыворотку и Тургенева, у которого грудь нисколько не болит». И дальше: «С Цемплином решительно ни о чем не хочу советоваться. Это шарлатан и каналья. Тургенев говорит ему о моем удушье, а он отвечает: «Да, я это понимаю, это бывает, это от воды, но это пройдет». В результате такого лечения Белинский вскоре стал себя чувствовать еще хуже.

Тургенев сопровождал повсюду Белинского, а в свободное время упорно работал над рассказом к «Запискам охотника» «Бурмистр». Первыми «Бурмистра» услышали друзья писателя, и Белинскому этот рассказ чрезвычайно понравился. Хотя Тургенев находился с друзьями Зальцбрунне, но душа его раздваивалась, в мыслях он следовал за мадам Виардо, которая гастролировала по городам Европы. Вернувшись однажды с почты, где он получил письмо от своей «прекрасной дамы», Тургенев неожиданно заявил, что он срочно отправляется в Берлин, чтобы проводить в Англию своих добрых знакомых, и что он надеется скоро с друзьями снова свидеться. Однако он так и не вернулся, друзья напрасно прождали его приезда в Зальцбрунне, и они встретились все вместе уже в Париже в конце июля. Когда Анненков с Белинским приехали в Париж, к ним на другой день «словно с неба свалился» Тургенев, гостивший в летней резиденции Виардо Куртавнеле.

Анненков спросил, в чем дело, почему Тургенев пропал. Тургенев замешкался, смутился, и лишь плечами пожал: да и сам, мол, не знаю! Уж так вот и приключилось. Впрочем, было всему этому одно веское объяснение – любовь к певице. Однако в эту пору говорить вслух в своих чувствах Тургенев считал нескромным, ведь он входил в полосу наибольшей близости и наибольшего счастья взаимоотношений с Виардо. Рядом с предметом своего обожания Тургенев терял всю свою решимость