Зорге - Александр Евгеньевич Куланов

я возвратился из Скандинавии и Англии, мои официальные отношения с Коминтерном были прерваны. И работал я в своем номере в гостинице и в других помещениях. За исключением служебных, мои контакты с другими товарищами из Коминтерна были прекращены, и я встречался только с двумя-тремя ответственными лицами, которые имели непосредственное отношение к моей работе. В связи с моей поездкой в Китай состоялись совещания с рядом членов Коминтерна и других коммунистических организаций. С самого начала план моей поездки разрабатывался в соответствии с курсом, в основе которого лежали отделение разведработы от других видов деятельности и соблюдение секретности. В результате же проведенных совещаний курс на такого рода разделение стал прослеживаться еще более отчетливо, чем прежде.

Среди лиц, принимавших участие в таких совещаниях, были не только представители Советской компартии и ее Центрального комитета, но и Красной Армии, а также группа сотрудников Четвертого управления – разведывательного органа Красной Армии. С этой группой отрабатывалась, главным образом, техническая сторона моей будущей разведдеятельности. На одном совещании присутствовали два сотрудника Народного комиссариата иностранных дел Советского Союза, с которыми обсуждались политические аспекты моей разведработы.

После этого два или три раза меня приглашали в так называемое Четвертое управление. Там шла речь о технической стороне моей работы в Китае, а затем и в Японии. В результате отделения от Коминтерна отчетливо определились изменения в характере предписанных мне обязанностей. Мне запрещалось вступать в какие-либо отношения с коммунистическими партиями в Китае и Японии: я не мог вступать с ними в контакт, разумеется, по своему собственному усмотрению и не имел права даже помогать им»[125].

Последний пункт – о запрете контактов с местными коммунистическими партиями всегда был актуален для действующих и бывших работников Коминтерна, которые по причине неуемной энергии и бурной активности нередко нарушали конспирацию. Басов, рекомендуя Центру Зорге, заметил, что «для Англии он [Зорге] немножко скомпрометирован», и возможно, речь шла именно о попытках влезть в дела английской компартии, и не исключено, что он привлек внимание британской полиции[126]. Это могло стать одной из причин для увольнения агента из ЗЕБ Коминтерна и того четкого определения возможности использования его в Китае, которое не может не удивлять.

Зорге предстал перед комиссией по чистке 19 октября, а уволен был, как уже говорилось выше, 31 октября. Увольнение состоялось в отсутствие «виновника торжества», который в это время снова находился в Берлине. Юлиус Мадер приводит свидетельство Маргарет Малдак, члена КПГ (!), в доме которой на Шлезишерштрассе, 6, в районе Трептов, останавливался в 1929 году человек с паспортом на имя Хуго Барата: «Рихард – мы знали его как Хуго – умел жить совершенно неприметно. Мы приготовили для него комнату с тахтой и книжным шкафом, как только узнали о его предстоящем приезде. Он привез с собой что-то наподобие раскладушки. Полиции было сложно вести наблюдение за нашим домом, и многие товарищи уже успели этим воспользоваться. Парадный вход был “прикрыт” справа булочной, а слева – пивной; во дворе, в трех расположенных параллельно друг к другу строениях, располагались ремесленные мастерские. Вокруг нашего дома постоянно сновали люди. Мы дали Рихарду ключи от входной двери и его комнаты, так что он мог уходить и приходить в любое время. Свое белье он стирал сам; впрочем, он обеспечивал себя сам и во всем остальном. Он часто пользовался моей пишущей машинкой, которую я в силу профессиональной необходимости держала дома. Когда появилась на свет наша дочь, он очень радовался вместе с нами и подарил мне гарнитур для детской коляски. В декабре 1929 года мы переехали в пригородный Биркенвердер, так как наша дочь страдала рахитом. Рихард простился с нами. Впоследствии он несколько раз присылал нам из Харбина открытки, подписанные “Хуго”. В 1933 году, после того как полиция в седьмой раз произвела обыск в нашем доме, я уничтожила все его записки, даже самые безобидные»[127].

Это довольно странное воспоминание, которое скорее можно отнести к предыдущему посещению Зорге Берлина. Портит все точно указанная дата: декабрь, но, учитывая то, что вспоминать события тех лет фрау Малдак пришлось 30 лет спустя, можно полагать, что ее попросту подвела память, хотя в это трудно поверить, ведь она ориентировалась на дату рождения дочери. Дело в том, что точно известно: поздней осенью 1929 года Зорге жил в Берлине в районе Шарлоттенбург, Рейхсканцлерплац, 1, под собственным именем. Там, в германской столице, он обзаводился связями, легальными документами и проходил нелегальную подготовку.

Зорге добился включения себя в штат сельскохозяйственной газеты «Дойче гетрайде-цайтунг». Это издание, уделявшее много внимания событиям на зерновом рынке, нуждалось в собственном корреспонденте на Дальнем Востоке, откуда шли в Европу поставки сои и других сельскохозяйственных продуктов. Доктор Зорге предложил свои услуги, а главный редактор, доктор Альфред Штерн, не только взял его на службу, но и после нескольких личных бесед обратился через издателя газеты в МИД Германии за рекомендациями для убывающего в Китай журналиста. В письме на имя генерального консула Германии в Шанхае барона Рюдта фон Коленберг-Бедигхайма сообщалось, что доктор Зорге отправляется в Китай для изучения там сельского хозяйства и напишет серию статей для газеты, в связи с чем издатель и главный редактор «Дойче гетрайде-цайтунг» просили господина барона «оказать содействие господину Зорге в сборе информации и материала во время его пребывания в Шанхае»[128].

Там же, в Германии, Зорге встретился с Карлом Августом Виттфогелем – старым знакомым по Институту социальных исследований во Франкфурте-на-Майне (на знаменитых фотоснимках, сделанных во время «марксистской недели», этот человек тоже присутствует). Виттфогель в 1926 году издал книгу «Пробуждающийся Китай. Краткий обзор истории и современных проблем Китая», а в 1927 году – «Шанхай – Кантон». Он с удовольствием свел старого товарища с главой германского Института Китая профессором Рихардом Вильгельмом, а тот помог нашему герою подписать договор (исполненный на немецком и китайском языках и заверенный нотариально) с Германо-китайским обществом, в соответствии с которым доктор Зорге официально получал права и обязанности по исследованию Китая в интересах этого самого общества.

В Берлине Зорге застала новость о начале публикации романа «Дочь Земли», автором которого являлась американка Агнес Смедли, корреспондентка «Франкфуртер цайтунг» в Шанхае. Рихард раздобыл адрес журналистки, о которой в анонсе сообщалось следующее: «Автор в настоящее время работает на Дальнем Востоке в качестве нашего специального корреспондента; как предоставляемые ею материалы, так и этот автобиографический роман демонстрируют ее незаурядный писательский талант, умение сочетать решительность и твердость в описании фактов с поэтической утонченностью»[129]. Такая характеристика должна была заинтересовать нашего героя, и в его будущем Агнес Смедли было суждено сыграть важную роль. Позже он отзывался о ней так: «Это совершенно чудесная женщина. Она будоражит коммунистическими идеями сыновей и дочерей франкфуртских капиталистов… С