Фредерик Стендаль - Жизнь Микеланджело

Работая над планом собора Св. Петра, Микеланджело наметил контуры головы «Брута», которая находится во Флорентийской галерее. Это не Брут Шекспира, самый мягкий из людей, убивающий великого полководца, которого он обожает, со слезами на глазах, потому что этого требует отечество. Это солдат – самый грубый, самый храбрый, самый бесчувственный. Особенно восхитительна шея. Итальянская подлость выгравировала на пьедестале следующее:

Dum Bruti effigiem sculptor de marmore ducitIm mentem scelaris venit, et obstupuit.[61]

Милорд Сэндвик, пожав плечами, экспромтом выдал такой ответ:

Brutum efficisset sculptor, sed mente recursatTanta viri virtus, sistit et obstupuit.[62]

Микеланджело скопировал своего «Брута» с одной античной сердоликовой геммы. В нем совершенно нет трогательного и благородного выражения того «Брута», который был у нас в зале «Лаокоона».

Великий герцог Козимо, приехав в Рим, щедро осыпал Буонарроти знаками внимания. Было замечено, что его сын, Франческо Медичи, разговаривал с этим великим человеком не иначе как с непокрытой головой.

Микеланджело было восемьдесят восемь лет, когда он создал план церкви Санта-Мария-дельи-Анджели в термах Диоклетиана.

Флорентийский народ, как говорят в Риме, пожелал возвести церковь. Буонарроти сделал пять различных проектов и, видя, что выбор его соотечественников склоняется к самому великолепному, заявил, что если они доведут дело до конца, то превзойдут все, что осталось от греков и римлян. Это был, может быть, единственный раз в жизни, когда он хвастался.

Поскольку главная цель храма – внушать ужас, Микеланджело в архитектуре более приближается к идеалу прекрасного, чем в скульптуре. В греческих храмах больше изящества (в «Политике и религии у древних» Монтескье можно узнать, почему так происходит). Удивительно, что, когда речь заходит о перестройке церкви в Париже, Лондоне или Вашингтоне, ни у кого не возникает мысли выбрать что-нибудь из проектов Микеланджело. Предпочтение отдается какой-нибудь современной посредственности. Церковь, которой восхищаются сегодня, через двадцать лет будет вызывать только смех. Если бы Фридрих II, правитель, в характере которого было завершать начатое, знал Микеланджело, он бы не наводнил Берлин безделушками. Впрочем, в его время во Флоренции возводили триумфальную арку как минимум такую же смешную, как и две церкви в Берлине (сравните с этим картезианскую церковь в Риме; именно туда должны мчаться бесчувственные натуры, чтобы понять, что такое архитектура).

Микеланджело руководил строительством собора Св. Петра в течение семнадцати лет; будучи безжалостным по отношению к посредственным людям и ворам, он всегда являлся мишенью для их интриг. У него не было иной поддержки при дворе, кроме самого папы, когда тот оказывался человеком со вкусом. Однажды, раздраженный трудностями, которые ему создавали, Микеланджело как человек с чувством собственного достоинства написал заявление об отставке (1560 г.). Доносчиков, которые были младшими архитекторами в соборе, выгнали, а самоотверженная любовь Микеланджело к этому великому зданию, на которое он взирал как на средство спасения души, заставила его все позабыть.

Он работал до тех пор, пока смерть, настигшая его 17 февраля 1563 года, не прервала его долгую жизнь. Ему было восемь-десят восемь лет, одиннадцать месяцев и пятнадцать дней.

А. да Сангалло. Проект собора Св. Петра. Ок. 1539 г.

Статуя св. Елены, матери императора Константина, которая нашла «истинный крест» (на котором был распят Христос). Собор Св. Петра в Риме.

А. Лафрери. Строительство собора Св. Петра. 1555 г.

Микеланджело Буонарроти. Южный фасад собора Св. Петра. 1547 г.

Микеланджело. Буонарроти. Брут. Ок. 1538 г. Музей Барджелло, Флоренция.

Микеланджело Буонарроти. План церкви Сан-Джованни-деи-Фьорентини во Флоренции (не реализован). Ок. 1560 г. Дом Буонарроти. Флоренция.

Купол собора Св. Петра в Риме, спроектированный Микеланджело.

Скульптурный портрет Микеланджело, установленный в середине XIX в. в одной из ниш фасада галереи Уффици. Флоренция.

Характер Микеланджело

В юности любовь к учению привела его к абсолютному одиночеству. Он прослыл гордецом, чудаком, безумцем. Общество всегда наводило на него скуку. У него не было друзей; в знакомых его числилось несколько серьезных людей: кардинал Поло, Аннибале Каро и т. д. Он любил, но платонически, лишь одну женщину – знаменитую маркизу Пескарскую, Витторию Колонна. Он посвятил ей множество сонетов, подражая Петрарке, например:

…Dimmi di grazia, amor, se gli occhi mieiVeggono il ver della beltà ch’io miro,O s’io l’ho dentro al cor, che ovunque giroVeggo più bello il viso di costei[63].

Она жила в Витербо и часто приезжала в Рим, чтобы навестить Микеланджело.

Смерть маркизы на некоторое время повергла его в состояние, близкое к сумасшествию. Он с горечью упрекал себя в том, что лишь поцеловал ей руку и не решился поцеловать в лоб (см. Кондиви), когда видел ее в последний раз.

Тот факт, что человек, так мало сделавший в области привлекательной красоты, тем не менее страстно любил ее, где бы она ему ни встречалась, доказывает, что он сам умел идеализировать человеческий образ, а не копировал идеал у других. Красивая лошадь, красивый пейзаж, красивая гора, красивый лес, красивый пес – все приводило его в восторг. О склонности Микеланджело к красоте злословят так же, как о любви Сократа.

Он был щедрым и раздарил множество своих произведений. Он тайно помогал огромному количеству бедных, а особенно молодым людям, обучавшимся искусству. Иногда он давал своему племяннику тридцать или сорок тысяч франков сразу.

Микеланджело говорил: «Как бы богат я ни был, я всегда жил как бедняк». Он никогда не думал обо всем том, что составляет главное в жизни заурядных людей. Буонарроти был скуп только на одно – на свое внимание.

Случалось, что, трудясь особенно напряженно, он ложился спать прямо в одежде, чтобы не тратить время на раздевание. Он спал мало и просыпался ночью, чтобы закрепить посредством резца или карандаша свои мысли. В такие периоды вся его пища состояла из нескольких кусочков хлеба, которые он клал утром в карман и съедал на лесах, полностью погруженный в работу. Присутствие человеческого существа совершенно выводило его из равновесия. Для удобства Микеланджело было необходимо чувствовать себя запертым за семью замками – совершенно противоположную потребность испытывал Гвидо. Заниматься обычными вещами было для него каторгой. Энергичный в великих делах, которые казались ему достойными внимания, в мелких он порой проявлял застенчивость. Например, он ни разу не решился дать званый ужин.