Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

Ознакомительный фрагмент

Простояв три дня на Поречской дороге и убедившись, что опасения с той стороны были напрасны, главнокомандующий 1-й армией решился, 1 августа, возобновить прежнее свое движение к Рудне и в следующий день поставил армию при Волоковой и Гавриках, по дороге, ведущей из Смоленска в Рудню. Платов стал впереди армии, в Инкове, а князь Багратион, по приглашению Барклая, опять оставил Смоленск и выступил на Катань и Надву.

Находя позицию при Волоковой выгодной для принятия сражения, Барклай желал, чтобы неприятель атаковал его в ней, и даже ожидал этого, полагая, что Наполеон захочет дать битву в день своего рождения, 3 августа, как известия о переправе французов через Днепр, о занятии ими Красного, после боя, славно выдержанного Неверовским, и об опасности, угрожающей Смоленску, снова изменили расположение наших армий.

Опасаясь, как предвидел Багратион, быть обойденным слева, Барклай предложил главнокомандующему 2-й армией поспешать к Смоленску и в тот же день выступил сам, когда вполне убедился, что туда направилась не часть войск, как сначала думал, а вся армия Наполеона.

Стойкость Неверовского и распорядительность, оказанная генерал-лейтенантом Раевским, который, начальствуя корпусом во 2-й армии, имел приказание выступить днем позже Багратиона к Надве, остановили неприятельское движение и дали обеим нашим армиям время прийти к Смоленску прежде Наполеона. Князь Багратион прибыл туда 4 августа, за два часа до полудня, и, увидев, что Раевский атакован уже в самом городе, послал на подкрепление ему 2-ю гренадерскую дивизию, а вечером подоспел и Барклай де Толли.

С высокой покатости, по которой шли войска обеих армий, видны им были все движения неприятеля, обращенные против Смоленска, равно и оборона Раевского. Как ни утомлены были люди усиленным, с лишком тридцативерстным, переходом, но никто не думал об усталости и отдохновении, желая скорее поспеть к бою, на который было устремлено общее внимание.

Обе наши армии сосредоточились на высотах правого берега Днепра, между тем как французы расположились на высотах левого. Все предвещало битву, и битву кровопролитную; но, прежде, нежели перейдем к ней, обратимся еще к предшествовавшим ей движениям наших войск, начавшимся 25 июля.

«Движение к Рудне, с таким искусством соображенное, – говорит Бутурлин, – могло бы иметь самые блистательные последствия, если бы было произведено с быстротою, но генерал Барклай де Толли, напротив того, действовал с нерешительностью, которая доставила неприятелю средство не только отвратить удар, ему угрожавший, но даже и самую Российскую армию привести в гибельное положение, предупредив ее под Смоленском. Одно только храброе сопротивление генерал-лейтенанта Раевского в сражении 4 августа спасло русских, которые, занимаясь переходами взад и вперед, легко могли потерять сообщение свое с Москвою».

«Попытка прорвать центр неприятельского расположения, – читаем в «Воспоминаниях о 1812 годе» принца Евгения Вюртембергского, одного из деятельнейших участников той войны, была скоро оставлена, потому что, при тогдашнем положении дел, она не обещала никаких решительных последствий, даже в том случае, если бы и увенчалась значительными частными успехами.

Превосходство сил и военного гения Наполеона не позволяло слабейшей стороне отважиться ни на один шаг, последствия которого могли бы быть неудовлетворительны. Все эти соображения служили главной причиной, что упомянутое предприятие нашло множество порицателей; тем более что оно, подобно маневру Беннигсена в Восточной Пруссии против Морунгена, в 1807 году, открывало наши фланги и угрожало снова отбросить нас с того направления, которое мы едва успели выиграть».

Справедливость этого мнения обнаружилась на самом деле. Сначала и сам Барклай разделял его; но, с другой стороны, в данных ему инструкциях предписывалось не упускать из вида ни одного выгодного случая к поражению неприятеля, и чрез то самое приводить его в заблуждение, касательно истинных наших целей. Вот, что положило конец его колебанию и побудило к наступательному действию.

Как простая демонстрация, это движение было соответственно; но как действительное наступление (а в этом-то виде и входило оно в соображение Багратиона и Толя) оно могло повлечь за собой величайшую опасность». Не вовлекаясь в дальнейшие суждения о повторенных движениях наших армий к Рудне, считаем необходимым сказать, что они положили начало разногласию между обоими главнокомандующими, с каждым днем более и более возраставшему и продолжавшемуся до самого того времени, когда оба они, вскоре после Бородинской битвы, почти в одно время сошли: Багратион – в могилу, Барклай де Толли – с поприща главнокомандующего.

Заключая из сосредоточения неприятельских сил под Смоленском, что истинной целью Наполеона было предупредить наши армии в окрестностях Дорогобужа, дабы овладеть путем в Москву, Барклай де Толли просил князя Багратиона отступить по направлению к Дорогобужу, оставив у Смоленска, на Московской дороге, впереди речки Колодни, авангард под начальством генерал-лейтенанта князя Горчакова, а сам, для прикрытия этого движения, расположил свою армию, за исключением корпуса Дохтурова, подле Смоленска, на правом берегу Днепра; Дохтурову же, усиленному дивизией Коновницына из 1-й, и дивизией Неверовского из 2-й армии, велено было занять Смоленск и его предместья.

В таком расположении наших войск Барклай принял на себя оборону Смоленска, а князь Багратион попечение о безопасности Московской дороги. Первая армия стала за Петербургским предместьем, тылом к Поречью, фронтом к Смоленску, имея этот город впереди себя, как бы предмостное укрепление.

Лучшими, из изданных по настоящее время, источниками для описания обороны Смоленска суть сочинения Бутурлина и Данилевского и «Воспоминания о 1812 годе» принца Евгения Вюртембергского. Мы предпочли следовать последним, как более сообразным с объемом излагаемого здесь жизнеописания. «Невыгоды позиции Дохтурова были очевидны с первого взгляда; – говорит его высочество. – Войска его, занимавшие предместья, на левом берегу Днепра, как бы исчезали посреди охватывавших их необозримых полчищ неприятеля.

Расположение русских войск определялось предместьями, за которыми находилась каменная городская стена, имевшая, в иных местах, до 16 футов толщины, что, в случае отступления, представляло чрезвычайные неудобства. В самом городе не успели сделать никаких распоряжений к размещению артиллерии, и только весьма малое число орудий было отряжено в занятые пехотой предместья.

Род покрытого пути перед городскими воротами также не был занят, и на это не было обращено должного внимания. Вообще, при расположении наших войск, угрожаемых с левого крыла и в главных сообщениях, нельзя было рассчитывать на продолжительное сопротивление. Это очень хорошо чувствовал и сам Барклай. В 8 часов утра (5 августа) на различных пунктах завязались отдельные сражения: русские держались впереди предместий; Наполеон, прежде решительного наступления, хотел, казалось, выведать их намерения.