Анатолий Уткин - Теодор Рузвельт. Политический портрет

Друзья предупреждали Платта: «Этот парень... уже начал снимать скальпы со «старой гвардии». Скоро он возьмется и за твою голову». Платт понимал, что еще два года губернаторства Рузвельта ― и его влиянию в штате придет конец. Мастер интриги, Платт вдруг увидел выход: если Рузвельта нельзя утопить, нужно вознести его как можно выше. «Нью-Йорк уорлд» поместила карикатуру, на которой Платт тащил под уздцы упирающуюся лошадь с сидящим на ней Рузвельтом в вице-президентскую конюшню. Это была упрощенная картина. Рузвельт в действительности страстно хотел возвышения, а Платт не. мог этого добиться лишь своими силами: вождь республиканцев в национальном масштабе М. Ханна испытывал в отношении его кандидатуры большие сомнения.

Нью-йоркские заправилы бизнеса в этот трудный для идеолога «американской империи» период поддержали его. Рузвельт отозвался обещанием продолжать начатый курс: «Мы за экспансию и за все то, что будет способствовать благополучию американского рабочего и фабриканта».

На открытие национального конвента республиканской партии в Филадельфии Рузвельт немного опоздал. Уже благодаря этому он сразу же привлек к себе внимание. Знакомая всем широкополая черная шляпа, в точности воспроизводящая головной убор полка «Буйные всадники», не была им снята, пока он шествовал к своему месту. Аплодисменты и звуки оркестра заставили Ханна, сидевшего за председательским столом, побледнеть.

В кулуарах Рузвельт обрабатывал делегатов Запада. Там, где знали лишь о Сан-Хуане, он старался предстать трезвым и компетентным политиком; там, где слышали о его политических талантах, он бравировал Сан-Хуаном. Была использована естественная оппозиция партийным главарям. Те, кто без особого восторга относились к железной диктатуре Ханна, выразили готовность поддержать «боевого парня», клявшегося, что американский Запад ему всего дороже.

Но делегаты далеких штатов не могли определяющим образом влиять на номинацию. Необходимо было найти сторонников в руководстве партии. Именно здесь была завязана интрига, основанная на вражде между М. Ханна и М. Кэем. Кэй, которому Ханна воспрепятствовал при избрании в сенат США, и его ближайший сподвижник Б. Пенроуз убедились, что Т. Платт готов поддержать их план хотя бы из стремления к единовластию в Нью-Йорке.

Во второй день работы конвента М. Кэй от делегации Пенсильвании предложил внести следующее изменение в процедуру: сделать представительство отдельных штатов на конвенте пропорциональным числу голосов, поданных за республиканскую партию на последних выборах. Это означало, что штаты, где республиканцы были в меньшинстве (т.е. весь американский Юг), теряли влияние на выборы кандидатов. Никто не сомневался в подлинном значении этого предложения: южные штаты покорно шли за Ханна, составляя его оплот в партии. Уменьшение влияния этих штатов резко ослабляло национального председателя партии.

В обстановке всеобщего смятения М. Кэй попросил сделать перерыв в заседании. Люди Кэя объяснили ущемленным южанам, что согласны снять свое предложение в обмен на поддержку кандидатуры Рузвельта на пост вице-президента. Ханна стоял перед выбором: раскол, грозящий его положению в партии, или согласие на выдвижение малосимпатичного ему политика. В ходе полемики, которая уже ничего не решала и лишь прикрывала отход Ханна, тупик был преодолен. Делегаты возвратились на свои места, чтобы единодушно избрать Маккинли в президенты, а Рузвельта ― в вице-президенты. Месть Ханна заключалась в том, что Рузвельту в качестве платы за выдвижение придется взять на себя тяжесть всей предвыборной кампании. Маккинли сделает лишь несколько заявлений, ссылаясь на занятость государственными делами.

Кто противостоял Маккинли и Рузвельту от демократической партии? Рузвельт опасался, что это будет другой «герой» только что закончившейся войны ― адмирал Дж. Дьюи. Лучше бы претендентом стал Брайан. Один раз побежденный, он, считал Рузвельт, уже менее опасен.

Желаемое сбылось. В сердце Америки, в Канзас-Сити, где собрался конвент демократов, отзвуки военно-морской славы ощущались слабо в отличие от отчаянного крика фермеров о расширении денежного обращения. Это и предопределило избрание Брайана. Наиболее интересными и важными в его программе были два вопроса. Первый касался установления хотя бы минимальной формы контроля над монополиями. Брайан добился включения в предвыборную платформу требования регистрации монополий в специальном ведомстве федерального правительства и ограничения капитала компании твердым пределом. Второй вопрос был связан с отказом от империалистической внешней политики. Все это превращало традиционное пикирование двух буржуазных партий в политический диспут, затрагивающий основы, принципы внутренней и внешней политики, ведущий к поляризации взглядов и социальных сил.

Экспансионисты старались привить правящей элите вкус к власти. Наконец-то, считал Рузвельт, косная масса американской буржуазии почувствовала воодушевление строителей империи. Даже М. Ханна, еще два года назад едва ли не проклинавший пособников авантюры ― войны с Испанией, теперь с энтузиазмом рассуждал о «марше христианизации и цивилизации мира». Распространение империалистического мировоззрения, шовинистических взглядов благоприятствовало судьбе Рузвельта, решаемой у избирательных урн. Рузвельт просил голосовать за Маккинли потому, что «ныне, на заре нового века, мы желаем гиганту Запада, величайшей из республик, над которыми когда-либо сияло солнце, принять достойный старт в гонке за национальное величие».

Его слова были целиком обращены к американской буржуазии. Рабочий класс Америки угрюмо наблюдал обычный фарс тщательно подготовленного «народного волеизъявления». Работа, хлеб, права профсоюзов, а не Филиппины и Пуэрто-Рико интересовали рабочую Америку. В разгар кампании (в такое неудачное время ― жаловались в штаб-квартире республиканской партии), в сентябре 1900 года началась массовая забастовка шахтеров. Кнутом и пряником, разгоном демонстраций и десятипроцентным повышением зарплаты отдельным категориям рабочих забастовку удалось остановить. Рузвельта, как кандидата на слишком высокий пост, не допускали к этому «грязному» делу. У него было свое амплуа, он играл на внешнеполитическом экспансионизме.

Флирт с передовыми идеями века окончился. Рузвельт становится признанным лидером наиболее влиятельного слоя американской буржуазии. Он пишет в эти дни Э. Руту: «Я надеюсь, что Вы придете ко мне на обед, который я даю Дж. Моргану. Видите ли, это для меня попытка укрепиться в консервативных воззрениях, входя в соприкосновение с влиятельными классами, и я думаю, что заслуживаю поощрения. До сих пор я давал обеды лишь профессиональным политикам или более или менее фанатичным радикалам. Теперь я вырабатываю манеры, необходимые для вице-президентского поста». Дж. П. Морган активно помогал в этом Рузвельту. Оба крупнейших деятеля эпохи ощущали взаимозависимость. Рузвельт желал войти в высший круг власти и возглавить его. Морган стремился укрепить свой авторитет на фондовой бирже и монополизировать всю сталеплавильную индустрию. Рузвельт нуждался в финансовой поддержке и доверии клана ведущих финансистов и промышленников. Морган хотел получить гарантию, что правительство будет благоприятствовать большому бизнесу. Успех пришел 6 ноября 1900 года. Рузвельт занял вице-президентское кресло, пост председателя в сенате, а Морган объявил о создании «Стальной корпорации Соединенных Штатов» ― знаменитого гиганта «Ю. С. стил корпорейшн».