Степан Гречко - Решения принимались на земле

Таким мы знали в начале сорокового года тогдашнего начальника ВВС нашей армии, дважды Героя Советского Союза Якова Владимировича Смушкевича. Горячо, бурными аплодисментами было встречено нами его приветствие.

Еременко кратко ознакомил нас с последними военно-политическими событиями, при этом подчеркнул, что в связи с расширением агрессивных действий гитлеровской Германии и фашистской Италии против многих государств Западной Европы международная обстановка осложнилась. Сославшись на свежие оперативные данные, рассказал о ходе продолжавшейся в то время советско-финляндской войны, о трудных боях на Карельском перешейке, в том числе о боевых действиях авиации. В пределах дозволенного сообщил о проводившихся испытаниях новых боевых машин — бомбардировщиков, одноместных бронированных штурмовиков, скоростных истребителей, которые, но его словам, в недалеком будущем должны были поступить на вооружение Красной Армии. В заключение, как бы подводя итог, комбриг объявил, что командованием ВВС РККА по указанию Наркома обороны принято решение о досрочном выпуске старшего курса командного факультета академии. Поскольку неофициально мы уже знали о досрочном выпуске, сообщение комбрига никого не удивило и было воспринято как должное.

Подходил к концу третий месяц боев в Финляндии, поэтому многие из нас досрочный выпуск связывали именно с этой войной, рассчитывали как можно быстрее отправиться на фронт, чтобы испытать себя в деле, применить приобретенные в академии знания в боевой обстановке. Некоторые наши сокурсники уже воевали.

Так что в течение месяца и нескольких дней после объявления о досрочном выпуске мы успешно сдали государственные экзамены.

В первых числах марта на построении был зачитан приказ Наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова о выпуске и присвоении каждому из нас квалификации "командир и начальник штаба частей ВВС РККА". А на следующий день мы получили предписания о назначении на соответствующие должности.

После выпускного вечера, состоявшегося 8 марта в учебном корпусе академии — Петровском дворце, будущие командиры эскадрилий и начальники штабов полков разъехались по всей стране.

— А меня опять на восток угораздило, — получив предписание, с чувством досады сказал мой недавний сосед по академическому общежитию Николай Остроумов.

— Куда, если не секрет? — спросил я.

— В Монголию, — коротко бросил он и зашагал к двери. Понять его неудовлетворенность назначением было нетрудно. Грохот второй мировой войны все ближе подходил к нашей границе с запада, а тут — далекий восток, тихое место.

Мы с Анатолием Кравченко получили назначение в подмосковный городок, где формировался 133-й истребительный авиаполк. Однако пробыли там совсем недолго. Формирование полка не завершилось и наполовину, как поступил приказ о его перебазировании в Закавказье.

Колхидская долина Грузии, куда мы прибыли, оказалась не самым благоприятным местом для расположения авиации. Вокруг — горы. Стопроцентная влажность, неимоверная духота.

Осмотрев и измерив шагами небольшую посадочную площадку у самого берега капризной горной речки Техуры, командир полка, бывалый летчик-истребитель, участник воздушных боев в Испании, майор И. С. Анищенко озабоченно проговорил:

— Да, положеньице. Хуже, пожалуй, не придумаешь!

Для новых самолетов, которые были обещаны ему в Москве, требовался аэродром, а тут всего лишь захудалая посадочная площадка длиной в 600 метров.

— Не горюй раньше времени, командир, — отозвался на восклицание Анищенко комиссар полка Петр Николаевич Жемчугов, человек интеллигентный, добродушный, но в делах крутой и требовательный. — Новые скоростные истребители, как известно, пока испытываются, а тихоходов наделали много. Их наверняка и пришлют нам.

Комиссар не ошибся. В мае на станцию местечка стали приходить эшелоны, груженные контейнерами с самолетами. В контейнерах действительно оказались не какие-то новые скоростные машины, а истребители старой конструкции И-153, или "Чайки", как их еще называли за сходство верхних плоскостей с крыльями морских птиц. Их-то и пришлось нам собирать, облетывать, на них осваивать район полетов, Одновременно расширять и удлинять аэродром.

В самый разгар этих работ в полк прибыл командующий ВВC Закавказского военного округа генерал-лейтенант авиации С. П. Денисов.

— Генерала Нанейшвили знаете? — спросил Денисов.

— Знаем, — ответил за всех майор Анищенко. — Он Герой Советского Союза.

— Ну так вот, Владимир Варденович Нанейшвили — командир вашей дивизии. Генеральские звания в Красной Армии тогда только что были введены, поэтому слово "генерал" звучало еще непривычно. Однако факт оставался фактом: в лице С. П. Денисова я видел советского генерала, да еще какого! Дважды Героя Советского Союза, почти моего ровесника. Несколько позже я узнал, что бои в Испании для Сергея Прокофьевича, в прошлом воронежского слесаря-механика, были школой становления как боевого летчика-истребителя, школой мужества и отваги. Там он удостоился звания Героя Советского Союза. Во время советско-финляндской войны Денисов уже начальник ВВС 7-й армии. За умелое руководство боевыми действиями ВВС армии, доблесть и мужество он был удостоен второй Золотой Звезды Героя Советского Союза. Мне, тогда капитану, такое казалось почти недостижимым.

Начальство уехало. Полку поставили боевую задачу — быть в постоянной готовности к отпору врагу, и мы, несмотря на частые дожди, продолжали напряженно отрабатывать полетные задания. Учебные полеты не прекращались ни на день.

Однажды, примерно в середине августа, на нашем аэродроме приземлился У-2. Из самолета вышел смуглый, загорелый, крупного телосложения генерал. Это был В. В. Нанейшвилн. Назвав свою фамилию дежурному по аэродрому, он сразу же приказал объявить первой эскадрилье боевую готовность и поднять в воздух истребители для отражения налета авиации "противника".

Пятнадцать самолетов ушли на задание. Сработали летчики точно, уверенно. Напрашивалась хорошая оценка. Но в воздухе с самолетом командира звена Павла Данкевича (впоследствии генерал-полковника авиации) случилось невероятное: при резком развороте на условную цель на его "Чайке" мгновенно лопнула перкалевая обшивка. Машина, как потом рассказывал Павел Борисович, оказалась обнаженной, словно библейская Ева, стала неуправляемой и камнем понеслась вниз. Командир звена мог спастись от неминуемой гибели, только воспользовавшись парашютом. И он оставил "Чайку".

Гневу генерала Нанейшвиди не было предела. Данкевича комдив, правда, не ругал, зато крепко досталось нашему лихому кубанскому казаку, старшему инженеру полка Роману Харитоновичу Толстому, который недоглядел, а вернее сказать, поначалу даже и не догадывался, что в "колхидской парилке" перкалевая обшивка на боевой машине сгнила. Когда весть об этом случае дошла до Наркома обороны, он распорядился, чтобы полк собственными силами за пятнадцать суток привел все самолеты в порядок.