Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

столкнуть тележку с холма без меня. А заодно подбросил мне одну идею, так что, запрыгнув наконец в тележку, я, вместо того чтобы сжиматься в комок, как обычно делаю, распрямилась и подняла плечи повыше. С мощным ветром за спиной я пулей пронеслась по аллее. И мне не терпелось рассказать об этом Герцогу.

Как только он приходит домой, именно это я и делаю, и он запрокидывает голову и хохочет.

– Вот что называется находчивостью, Молокососка! Вот так взять да заставить ветер работать на себя. – Он наставляет на меня палец. – Я сразу сказал, ты будешь самой быстрой девочкой в мире. Есть у тебя что-то эдакое в крови. То, что делает тебя одной из Кинкейдов.

Эти слова согревают меня, точно солнышко. Он поворачивается к Эдди.

– А ты что думаешь, сынок? У тебя в крови тоже это есть, верно?

Эдди кивает. Джейн одаривает Герцога взглядом, холодным таким, а он отвечает ей таким же, не менее холодным, и теплое чувство внутри меня пропадает, как не бывало. Надеюсь, они не поссорятся. Иногда Герцог с Джейн бросают друг другу резкие слова, потому что он думает, что она слишком уж нянчится с Эдди. «Да ради всего святого, женщина, Салли это делала, когда была в его возрасте!» – говорит он ей. И тогда тот ее холодный взгляд достается мне, как будто я в этом виновата.

И в этот момент у меня рождается план. Я научу Эдди управлять «Дерзанием». Я буду учить его точь-в-точь так, как учил меня Герцог, и когда он по-настоящему хорошо научится, мы покажем это Герцогу. Это будет сюрприз, наш ему подарок, и он будет страсть как гордиться своим сыном, а если Герцог будет доволен Эдди, то Джейн придется полюбить меня. Но я не расскажу ей о своем плане. Она может сказать «нет». Если я ничего не скажу Джейн, то и не сделаю ничего такого, что она велит мне не делать, не нарушу ни одного из ее правил… Как бы.

Следующим утром, после того как Герцог уезжает на работу, я дожидаюсь момента, когда Джейн уйдет в комнату, которую называет своим будуаром, делать прическу – что занимает очень долгое время, – и веду Эдди к каретному сараю. Ему нравится мой план, он разглядывает тележку и внимательно слушает все, что я ему говорю, кивая в ответ. Я вижу, что он понимает, а еще вижу, как он взволнован. Но при этом очень серьезен. Он хочет сделать так, чтобы Герцог им гордился.

На улице солнечно и тепло, совсем как в тот день, когда Герцог учил меня: голубое небо с пушистыми белыми облачками, только без ветра. Отличный день для новичка. Я выставляю «Дерзание» на верхнюю точку аллеи, носом к подножию холма, потом забираюсь внутрь и подбираю ноги, как делал Герцог, и Эдди садится между ними, как тогда садилась я. Кладу его руку на рулевую рукоять, накрывая своей, потом левой рукой отпускаю тормоз.

Мы катимся вперед, поначалу медленно, потом набираем скорость, и я руковожу Эдди, точь-в-точь как Герцог руководил мной, шепча:

– Спокойно, парень, у тебя получается. Спокойно.

Тележка с грохотом катится по гравию, и светлые, как кукурузные нити, волосы Эдди отдувает назад, пока мы мчимся по холму мимо лошадей и через Изгиб под большим тополем, потом по Прямой и входим в Вираж, вновь набирая скорость, и теперь направляемся прямо к Змею у Кривого ручья, на котором «Дерзание» всегда так забавно подпрыгивает.

– Спокойно, – говорю я. – Спокойно…

* * *

У меня неприятности.

Сижу одна в зале. Большие часы-ходики тикают в передней, и я слышу приглушенные голоса встревоженных взрослых, доносящиеся со второго этажа.

Надеюсь, с Эдди все будет хорошо.

У нас все шло отлично, пока мы не добрались до Змея. Я предупредила Эдди, что нас немножечко подбросит, но, надо думать, нас подбросило сильнее, чем ожидал Эдди, потому что он заорал, а потом дернул за рулевую рукоять, и поэтому мы врезались в каменный мостик, и тележка опрокинулась набок, и мы оба вылетели из нее. Я-то только ободрала колени и локти, но вот Эдди лежал ничком на мостике с вытянутыми вдоль тела руками. И не шевелился. Он что, ранен? Он… Эту мысль я додумать до конца не могла. Я потрогала его за плечо, но он по-прежнему не шевелился.

Потом из дома прибежала Джейн, вопя какие-то ужасные вещи. Она орала, чтобы я держалась подальше от ее сыночка, потом подхватила его на руки – лицо расцарапанное, ручки и ножки свисают, как у тряпичной куклы – и унесла его в Большой Дом.

Я побежала за Джейн внутрь и хотела было подняться по лестнице, но она снова заорала мне – мол, держись подальше, и я пошла в залу и была там, когда появились Герцог и доктор Блэк и взбежали вверх по лестнице.

Кажется, я слышу голос Эдди. Кажется, он жив. Очень надеюсь, что это так. Я не хотела навредить ему. Я просто пыталась сделать так, чтобы все были довольны. Но я знаю, что у меня неприятности. Большие неприятности. Не знаю только, насколько большие.

Я все еще сижу одна в зале, когда слышу, как на втором этаже хлопает дверь, потом чьи-то шаги, спускающиеся по лестнице. Герцог. Я узнаю́ его походку, тяжелую, но быструю. Он входит в залу. Чаще всего, завидев меня, Герцог улыбается и гладит меня по голове или ласково сжимает мое плечо, а то и сграбастывает в объятия… но не сейчас.

Вместо этого он опускается передо мной на одно колено, чтобы смотреть мне прямо в глаза.

– С Эдди все хорошо? – спрашиваю я.

– Он был без сознания, но пришел в себя.

Я ловлю себя на выдохе, словно все это время сидела, затаив дыхание.

– Так что поглядим, – продолжает Герцог. – Доктор Блэк хочет, чтобы он пару дней отлежался в постели, на случай если у него было сотрясение мозга.

– Мне жаль…

– Ой, да ладно, я, пока рос, сто раз получал по голове! Такая уж у мальчишек жизнь.

– Это был несчастный случай!

– Уверен, так и есть. Но, Молокососка, у нас возникло затруднение. Джейн уверена, что ты едва не убила своего младшего братца.

– Я учила его управлять «Дерзанием». Чтобы сделать тебе сюрприз.

– Я понимаю. Загвоздка в том, что Джейн считает, будто ты опасна для мальчика. Она зла. Ух как зла. Мы должны успокоить ее, Молокососка, ты и я. И ты можешь сделать это, на некоторое время уехав пожить к тетушке