Н. А. Некрасов. Биография - Сергей Петрович Андреев

которых просилось о содействии в поступлении в Дворянский полк (военно-учебное заведение), Некрасов все-таки отнес по назначению.

Одно рекомендательное письмо было к дальней родственнице Некрасовых. Некрасов не замедлил нанести визит старушке. Ее сын, командир одного из гвардейских полков, мог оказать содействие, но его как раз не было в это время в Петербурге.

«Прихожу, — рассказывал Некрасов, — вижу древнюю старуху, сидящую у окна и вяжущую чулок; подал я ей письмо от отца, она позвала приживалку прочесть.

— А, так ты из Ярославля? — спросила она.

— Из Ярославля, бабушка.

— Сюда в Петербург приехал?

— Сюда, бабушка.

— Учиться?

— Учиться, бабушка.

— Хорошо, учись, учись.

Сижу и жду, что будет дальше.

— Так отец твой жив? — спросила она опять.

— Жив, бабушка.

— Ведь ты из Ярославля?

— Из Ярославля, бабушка.

И затем пошли одни и те же вопросы, несколько раз. Вижу, что толку нет никакого, и ушел. Разочек еще сходил, и опять то же: „ты из Ярославля?“ и т. д. Плюнул, и больше туда ни ногой».

Итак, бабушка оказалась глубоко безнадежной. Оставалось другое письмо.

Это письмо было к жандармскому генералу Полозову. Написано оно было по просьбе отца Некрасова ярославским прокурором Полозовым — братом генерала.

Жандармский генерал оказался не в пример деятельнее старушки. Не успел Некрасов опомниться, как очутился у начальника военно-учебных заведений Я. И. Ростовцева, который обещал все устроить. Тогда Некрасов принимает решительные меры: является к генералу и заявляет, что хочет поступить в университет. Это измерение Некрасова окончательно укрепилось после его встречи со старым ярославским приятелем Андреем Глушицким, который в это время был уже студентом Петербургского университета.

Когда это решение непокорного сына стало известно отцу, он ответил ему гневным письмом, в котором грозил в случае упорства лишить его материальной поддержки. Но не так легко было напугать Некрасова. Он не отказывается от своего намерения и пишет отцу решительное письмо, заключая его так:

«Если вы, батюшка, намерены писать ко мне бранные письма, то не трудитесь продолжать, я, не читая, буду возвращать вам письма».

И вот юноша, почти мальчик, остается одиноким, без всякой материальной поддержки.

Из намерения поступить в университет ничего не выходит: Некрасов оказался неподготовленным и экзаменов не выдержал. Тогда, не желая окончательно отказаться от университета, он поступает в него вольнослушателем.

В университете Некрасов пробыл с 1838 по 1840 год.

Принужденный одновременно с посещением университета зарабатывать на жизнь, он вел в эти годы крайне бедственное существование. Деньги приходилось зарабатывать уроками, корректурой, мелкой литературной работой. В это время он начал печатать стихи. Первое его стихотворение («Мысль») было напечатано в 1838 году.

Но о том, что это были за заработки, можно судить по его собственным признаниям.

«Ровно три года, — вспоминал Некрасов, — я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Приходилось есть не только плохо, не только впроголодь, но и не каждый день. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан, на Морской, где дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросил себе… Возьмешь бывало для вида газету, а сам подвинешь к себе тарелку с хлебом и ешь».

Измученный голодом, Некрасов заболел.

«Голод, холод, — рассказывал Некрасов, — а тут еще горячка. Жильцы послали меня ко всем чертям. Хозяин квартиры, отставной солдат, которому я задолжал за время болезни 40 рублей, еще ничего, но хозяйка сильно беспокоилась, что я умру и деньги пропадут. За перегородкою постоянно слышались разговоры по этому поводу. Наконец, в один прекрасный день, ко мне явился хозяин, объяснил свои опасения с полной откровенностью и просил меня написать ему расписку в том, что я оставляю ему за долг свой чемодан, книги и остальные вещички. Я написал. Думаю: чего доброго, не станут и хоронить, да и люди они были действительно бедные; через несколько времени мне стало, однако, лучше, и вскоре я настолько уже оправился, что решился пойти с Разъезжей на Выборгскую сторону к одному знакомому студенту-медику. Добравшись кое-как до него, я там засиделся до позднего вечера. Возвращаясь ночью домой, сильно прозяб, так как на мне было холодное пальтишко, а дело было осенью — в октябре или ноябре. Прихожу к дверям, звоню раз, другой… Не пускают, говорят, что в моей комнате поселился уже другой жилец. Что же касается до моего долга, то хозяева считают себя вполне удовлетворенными — моим имуществом, которое я им отдал за долг, в чем и выдал расписку. Скверно стало мне. Я остался один на улице, остался без ничего, в плохом пальтишке, в осеннюю холодную ночь. Побрел я куда глаза глядят, не сознавая, куда, и зачем, пробрался на Невский и сел там на скамеечку, какие выставляются у ресторанов для посетителей. Прозяб. Чувствовал сильную усталость и упадок сил. Наконец уснул. Разбудил меня какой-то старик, оказавшийся нищим, который, проходя мимо, сжалился надо мной и пригласил меня с собой куда-то ночевать. Я пошел. Пришли на Васильевский остров, в 15-ю линию. Там, в самом конце улицы, стоял деревянный полуразвалившийся домик, в который мы и вошли. В доме оказалось много народу. Все это были нищие, которые собирались здесь ночевать. Не помню я всех разговоров, которые велись здесь, помню только, что я написал кому-то прошение и получил за это 15 копеек».

В то же время Некрасов близко наблюдал сытую, беззаботную жизнь.

И здесь, в городе, как раньше в деревне, нищей и жалкой деревне, на берегу Волги, в темных и глухих ярославских лесах, возникали у него те же вопросы и рождались те же решения.

VI

В начале 1840 года в петербургских книжных лавках появилась небольшая книжка стихов — «Мечты и звуки». Вместо фамилии и имени автора на ней стояли инициалы: Н. Н. В книжке было больше четырех десятков стихотворений. Стихи были какие-то крикливо-романтические, напыщенные и подражательные. Чувствовалось в них влияние Жуковского, Лермонтова, Бенедиктова, Державина и других поэтов.

Время от времени в книжные магазины, дрожа и пожимаясь от холода, заходил плохо и легко, несмотря на зимнюю стужу, одетый юноша и глухим полушепотом несмело спрашивал у приказчика, как покупают книжку. Это был автор. Книжку не покупали. Огорченный юноша еще глубже прятал голову в поднятый воротник пальто и неловким и быстрым, несколько спотыкающимся шагом направлялся к двери. Он сам с помощью друзей издал книжку, роздал ее на комиссию в книжные магазины и теперь ходил в надежде