Территория женщины - Татьяна Буланова

Во втором классе я влюбилась в Сашу Давгунова. Он проучился с нами один год и перешел в другую школу, поэтому в третьем классе у меня была уже новая любовь.

В седьмом я снова влюбилась в одноклассника. Слушала дома песни Юрия Антонова и воображала себе, как этот мальчик признается мне в любви. Тогда мне этого хотелось больше всего на свете.

И вдруг он назначил мне свидание!

Был май — на улице тепло и по-весеннему романтично. Мы сидим на лавочке возле моего подъезда. И мальчик моей мечты говорит именно те слова, о которых я грезила! Я была на седьмом небе от счастья. На следующий день мы ходили по школе, взявшись за руки.

ОТНЫНЕ

Я ЗНАЛА,

ЧТО ТАКОЕ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО,

А ЭТО ОЗНАЧАЛО,

ЧТО

В СЛЕДУЮЩИЙ

РАЗ МНЕ БУДЕТ

УЖЕ НЕ ТАК

БОЛЬНО

И СТРАШНО.

Но вскоре я узнала правду: он сделал это, чтобы позлить другую девочку. Это была подстава, он мною воспользовался.

Сейчас об этом случае смешно вспоминать, но тогда для меня моя несчастная любовь и его предательство стали первыми серьезными переживаниями на личном фронте. У меня пропали сон и аппетит, я страдала не понарошку, как взрослая.

Но страдания постепенно утихли, боль прошла, и в 15 лет я влюбилась в соседа по даче. Наверное, это и была первая любовь. Я просто смотрела на него издалека, и мне было хорошо-хорошо. Я ему тоже нравилась, но он так и остался для меня далеким и недосягаемым. И мне ничего от него не было нужно.

Я очень хорошо запомнила историю из седьмого класса. Тот случай здорово на меня повлиял, и я подсознательно уже была готова к тому, что не все у меня будет складываться так, как я хочу. А когда ты к этому готов, ты защищен. Тогда, в 14 лет предательство одноклассника стало сильным психологическим ударом. А в таком возрасте человек либо ломается, либо закаляется. Я, видимо, закалилась.

Позже у меня начались серьезные отношения с одним мальчиком, которые длились несколько лет. Близости не было, но я считала, что Миша — мой парень и мы когда-нибудь обязательно поженимся.

Он жил в пригороде, и виделись мы только в выходные. Мы уже и целовались, и обнимались. Правда, встречались обычно на Финляндском вокзале, в кино, кафе или у меня дома.

Мне было 17 лет, этакий божий одуванчик, наивный и возвышенный. Миша был постарше, к тому же он был умным и практичным парнем.

Как-то он сказал, что ему надо получить прописку в городе, а для этого необходимо заключить фиктивный брак. На что я тут же воодушевленно запротестовала:

— Зачем фиктивный? Вот смотри: мне восемнадцать исполнится, и мы поженимся, я еще ребенка рожу…

Он посмотрел на меня как на ненормальную:

— Ты с ума сошла? Зачем жениться?

Я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Но вскоре забыла об этом разговоре и не вспоминала, пока не произошла одна история.

Как-то мы заговорили про измены, и я с присущим мне юношеским максимализмом сделала заявление:

— Ты знаешь, я измену не прощу никогда в жизни!

Миша только плечами пожал:

— Ну, не знаю…

Л потом я опровергла свое заявление.

Мне было 19 лет. Близости у нас по-прежнему не было. Для меня интимные отношения вне брака были табу, к тому же мне представлялось, что все у нас очень хорошо, как и должно быть. Почему-то до меня не доходило, что парни думают несколько иначе…

Мы с папой зимой поехали на дачу, и на обратном пути я решила проведать Мишу — он жил в двух остановках.

В окнах горит свет. Я звоню. Никто не открывает. Я опять звоню. Снова никто не реагирует. Сначала я испугалась: а вдруг воры? Но чем дольше стояла, тем понятнее мне было, что воры тут ни при чем. И я решила выяснить все до конца.

На мои звонки по-прежнему никто не открывал, и я стала бросать в окна снежки. Не знаю, сколько прошло времени, но я все-таки добилась своего. Мне открыла девушка.

Я была предельно вежлива:

— Извините, пожалуйста, а Миша дома?

— Сейчас позову.

Потом он объяснил, что сразу понял: это приехала я, потому что только я умела звонить как-то по-особенному. Мой визит оказался некстати, он растерялся и решил не открывать.

Пока девушка ходила за Мишей, я уже все придумала. Меня ведь действительно никто нс приглашал и никто не ждал. И зачем, собственно, я явилась? Нужна была какая-то правдоподобная история.

Увидев Мишу, я тем же ровным голосом сказала:

— Извини, ради бога, что помешала, я хочу забрать лыжи.

Я очень кстати вспомнила, что мои старенькие лыжи действительно стояли у него.

Миша был растерян:

— Я не знаю, где они.

Я так настойчиво добивалась, чтобы мне открыли дверь, и Миша, должно быть, боялся, что я закачу истерику или устрою скандал. Но я держала марку.

— А ты поищи, лыжи ведь не иголка.

— Заходи.

— Нет-нет, я вам мешать не буду.

— Ну я тебя прошу. Сейчас я девушку провожу и вернусь.

И я, как дура, вошла. Понятно: лет мне было мало, и все это получилось так неожиданно.

Я забрала лыжи, он мне что-то говорил, объяснял, пытался оправдаться. Пошел провожать до станции, где терпеливо ждал моего возвращения папа.

— Ну ты же понимаешь, что никаких отношений у нас быть не может. — Я изо всех сил старалась не разрыдаться и, как мне казалось, говорила спокойно. — И вообще, зачем ты за мной идешь? Я не хочу тебя видеть.

Для меня это было в тот момент тяжелым ударом.

Мы с папой сели в электричку, я поставила в уголок лыжи, и тут меня прорвало — я разрыдалась. От отчаяния, обиды, унижения — в общем, причин для слез было предостаточно. К счастью, мой мудрый папа ни о чем меня не спросил.

Состояние было жуткое. Я приходила в себя неделю — снова не могла ни есть, ни спать.

Но прошло какое-то время. Миша не звонил. И я вычеркнула его из своей жизни.

Однажды возвращаюсь из компании. Уже поздно. На лестнице у двери сидит Миша:

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Сейчас, я только маме скажу, что вернулась.

Закинула сумку, сказала, что пошла беседовать с Мишей.

— Он давно сидит, я его приглашала, но он не заходит, — забеспокоилась мама.

Мы разговаривали часов до четырех утра. Он переживал, что в его жизни не будет наших прежних чистых отношений. В результате