Руфь Рома - Повесть и рассказы

Иногда он начинал вглядываться в бледное, большеглазое лицо Лены, потом вдруг замолкал, спустив нас с колен, уходил в другую комнату.

Однажды я долго не могла заснуть в душной бабушкиной постели.

Вкрадчиво и назойливо тикали часы в вышитой туфельке на стене. Маня всхлипывала во сне и молотила меня по животу пятками.

Я услышала в соседней комнате голоса бабушки и отца.

Бабушка говорила папе, что она не может за нами следить, что ее дом для нас неподходящее место и что от этого всего у нее разрывается сердце.

«Как это может разрываться сердце? — подумала я. — Это неправда».

— Им нужна няня, — продолжала бабушка.

Я сразу вспомнила Настю. «Где она? Побыла с Матвеем, и хватит. Нам плохо без нее».

Потом папа спросил у бабушки:

— Что же делать? Вы видите, как я работаю.

И бабушка сказала папе:

— Надо искать детям мать.

Папа ничего не ответил и стал ходить по комнате.

«Как, — думала я, — значит, нашу маму можно найти? Значит, она где-то есть, раз ее надо искать?»

— Тебе тридцать семь лет, — продолжала бабушка, — все равно это случится, но помни — детям нужна мать.

— Я никого не могу сравнить с ней, — глухо сказал отец, — я не могу ее забыть.

Стало тихо, только слышно было, как папа ходит по комнате. Вот он идет мимо маленького столика — там скрипит половица, вот проходит мимо шкафа — звенят бутылочки с лекарствами, вот наступил на медную дощечку у порога… Потом пошел обратно, и опять звенят бутылочки, трещит половица… Я стала засыпать, но Маня снова завертелась, и я услышала голос бабушки:

— Ты ей давал уроки, помнишь? Ты помнишь эту девушку? Она не вышла замуж, она сейчас в Петрограде. Хочешь, я ей напишу?

— Подумайте, что вы говорите? — ответил отец.

— Мне тяжело говорить с тобой об этом, — помолчав, сказала бабушка. — Катя была моей любимой дочерью, и мне ее никто не заменит. Но надо думать о детях.

Разговор этот встревожил меня. Я понимала, что речь идет о нас, но все-таки что-то ускользало от моего понимания. Меня тревожило и пугало то неизвестное, что надвигалось на нас из этого ночного разговора.

Однажды Лена привела нас от бабушки домой.

Я увидела на полу у печки серую кучу, из которой торчали подошвы ботинок. Куча зашевелилась и оказалась толстой старухой. Она стояла на четвереньках и раздувала огонь. Щеки ее то надувались как шар, то мягко обвисали, а большой нос был похож на кусок пемзы.

Дрова разгорелись. Из печки стали выскакивать теплые желтые блики. Старуха, стоя на четвереньках, повернула к нам голову, повязанную платком, и гулко спросила:

— Вы, значит, и есть?

Это была наша новая няня. Она много сидела или стояла, опустив руки и глядя в пространство. Мы, играя, прятались за нее, как за шкаф.

Вечером, перед сном, мы уговорили ее рассказать нам сказку.

Мы лежали в постелях, а нянька, сидя на стуле в углу, вязала что-то серое, бесформенное, похожее на половую тряпку.

Мы стали ждать сказку. Мы ждали таинственных и волнующих слов «вдруг» или «однажды»…

— На высокой горе стоял дом… — проговорила нянька низким, качающимся голосом и замолчала, распутывая узел.

— Ну?

— Чего ну?

— Стоял дом, и что?

— Да ничего, стоял и стоял.

— А кто в нем жил?

— Не знаю я, кто жил, мало ли кто в домах живет.

Она вытянула нитку, оборвала ее и с досадой стала связывать.

— Ну, а в этом доме кто жил?

— А никто не жил, ушли все. Колом дверь подперли и ушли. — Снова замелькали спицы, и нянька забормотала: — Вот они шли-шли и видят…

С колен ее соскочил клубок и покатился под кровать.

— Что видят?

— Ну, видят — пень стоит. — Нянька опять замолчала и полезла за клубком.

— Ну?

— Что это ты все нукаешь? — недовольно спросила она, с трудом вылезая из-под кровати. — Про что я говорила-то?

Она уселась на стул и опять взялась за свою тряпку.

— Вы сказали: «видели они пень»…

— Кто увидел?

— Ну, кто в доме жил.

— А-а-а! Да-да. Вот она увидела пень-то и сразу говорит: «Ты кто такой? Чего здесь стоишь?» А он хвостом махнул да и убежал в лес.

— Кто — пень?

— Зачем пень — конь.

— Какой конь?

— Ну, обыкновенный конь, с гривой.

— А пень?

— Какой пень?

— Ну, вы сказали — «увидела она пень».

— Ах, ты вон про что! Так та сказка уже кончилась.

В этом месте Маня заплакала.

— Не хочу про пень! Хочу Настю! Где Настя? — кричала она, захлебываясь и взвизгивая.

Старуха растерялась. Глаза ее испуганно забегали.

— Ах ты, батюшки! Чего она?

— Маня, погоди, я тебе расскажу сказку. Хочешь? Хочешь про Василису Прекрасную или про колобок?

Я стала рассказывать, а Маня затихла, изредка всхлипывая. Не знаю, что это была за сказка, не помню, когда я заснула. Проснулась я оттого, что меня трясла нянька.

— Ты погоди, ты не спи, — говорила она. — Ты мне скажи — он украл ее от мужа или она так и осталась в неволе?

— Кто?

— Царевна.

— Какая царевна? Какой муж?

— Да ведь она с Кощеем-то жила, я думаю, а то что ей у него делать-то?

— Она ничего не делала, она плакала.

— Ты погоди, ты не спи. Дак полюбовник-то украл ее, я спрашиваю?

— Кто?

— Ну, Иван-то полюбовник ей был, я думаю. Как же он ее украл, раз ключа не было?

— Я вам потом расскажу, я спать хочу.

— Нет, ты мне сейчас скажи.

— Я не помню.

— Зачем же начинала, раз не помнишь? Рассказывала, рассказывала, а потом глаза завела и спит. Уважать надо старого человека.

— Я не вам, я Мане рассказывала.

— Как — не мне? Она-то спит, а я-то не сплю! Да погоди ты моститься-то! Гляди-ко! Опять спать наладилась! Нет, ты погоди!

Она держала меня за плечи, не давая лечь. Глаза ее мокро блестели из-под нависших козырьками век, а под широким платьем все время что-то шевелилось, как будто по ее телу бегали мыши…

На мой рев прибежала Лена.

— Что такое, почему ты ревешь?

— Кто ее знает, чего она ревет? То одна загудела, теперь эта. Может, они у вас припадошные?

— Я спать хочу. Я сказала, завтра расскажу, а она сейчас хочет.

— Маня уже спит, что ты? — сказала Лена.

— Это няня просит.

Лена удивленно посмотрела на меня, на няньку, потом сказала:

— Вы идите спать, пожалуйста, я сама ее уложу.

Нянька вышла, недовольно ворча.

Лена погасила лампу. В комнате стало темно. На пол легло окно из лунного света. Лена обняла меня, и я прижалась щекой к ее жесткой ключице.

— Лена, — сказала я ей, — Лена, бабушка говорила, что надо искать маму. Где она, как ее искать?