Виктор Петелин - Алексей Толстой

Конечно, граф Толстой был порождением своей среды и своего времени. Человек крутого нрава, дерзкого и неуступчивого характера, однажды он позволил себе поднять голос на самого самарского губернатора, за что был на время сослан в Кинешму. Да и простым смертным спускал, по любому поводу вызывая «провинившихся» на дуэль. Чрезмерно щепетильный в понимании чести, он не прощал даже малейших попыток ее попрания. Вполне вероятно, а может, и бесспорно, что не всегда он был прав, но его постоянное стремление защищать свое доброе имя не может, как нам представляется, не вызывать сочувствия.

О глубине чувства графа к своей жене свидетельствуют многие его поступки, письма. Приведем одно из них, написанное в ту кризисную минуту взаимных отношений, когда супруги условились расстаться на время, с тем чтобы окончательно проверить основательность своих чувств друг к другу.

«Мама моя, сердце мое, люба моя, опять-таки нет письма от тебя, — пишет он в Петербург. — Без тебя солнышко не светит, что с тобой, моя святая? Я просто не знаю, что мне делать, все постыло, кроме тебя, ни к чему рук приложить не могу, ни мыслить, ни делать, — ничего не в состоянии. Хорошая моя Мося, смилуйся надо мной, — я с ума схожу. Целый день только смотрю на твой образ, разговариваю громко с тобой, молюсь тебе, святой ив святых.

Сердце сжимается, холодеет кровь в жилах, — я люблю тебя безумно, люблю как никто, никогда не может тебя любить! Ты для меня все: жизнь, помысел, религия; ты для меня высшее существо; тебе молюсь, всеми силами души боготворю тебя, прошу милосердия и полного прощения; прошу позволить мне служить тебе, любить тебя, стремиться к твоему благополучию и спокойствию. Саша, милая, тронься воплем тебе одной навеки принадлежащего сердца! Прости меня, возвысь меня, допустив до себя. Прости, целую тебя крепко, крепко; бедная моя голова, не знаю, как она не лопнет от той массы дум, которые роятся безостановочно в ней, — день и ночь. Господь с тобой, крепко тебя целую, твой любящий, верный по смерть муж и лучший, преданный друг Коля. Целую милых деток, дай им Бог здоровья, об остальном, раз они с тобой, просить нечего…»

Графиня написала в ответ: «Милый Коля, вчера получила разом твоих два письма. По правде сказать, я нахожу, что ты малодушничаешь по обыкновению. Что это за страсть такая, которую ты и сдержать не можешь? Нехорошо до такой степени распускать себя и быть не в силах перенести разлуку, которую часто придется переносить. Не можем же мы постоянно жить вместе, это немыслимо. Ты только представь себе положение: ты — обуреваемый страстью, ия — тяготящаяся этой страстью. По правде сказать, только теперь я отдохнула нравственно. Нельзя, мой друг… Я здорова, не весела, но по крайней мере спокойна, очень много сижу дома, постоянно вожусь с детьми, пишу, корректирую, читаю. Минуты почти даром не пропадает. Только такая жизнь мне по душе, только один упорный труд может поддержать мои силы в этой тяжелой, тяжелой жизни.

Я очень редко выхожу из дома, днем некогда, а вечером и подавно. На днях кончится корректура, осталось листа 4. Всего выйдет от 32 до 33 листов, как ты и предсказал…

Целую тебя, милый Коля, будь здоров и бодр, главное, будь человеком. Дети тебя целуют…»

В монографиях об Алексее Толстом отец писателя обычно выставляется единственным виновником разыгравшейся семейной драмы. Безусловно, это был человек с сильным, страстным, подчас неуправляемым характером. Но вряд ли его вина в том, что он безрассудно любил свою «святую» Сашу и это чувство порой толкало его на поступки, которые одних шокировали своей буйной силой, а другим служили лакомой пищей для сплетен и анекдотов.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПЕРВЫЕ ШАГИ

В СОСНОВКЕ

Хутор Сосновка, куда вскоре после нашумевших событий уехала Александра Леонтьевна с маленьким Алешей, раскинулся в степной глуши, недалеко от небольшой речушки Чагры, впадающей в Волгу. Одноэтажный деревянный дом, сад, пруд, глухие, таинственные камыши, густо росшие на берегу речки, далекая и казавшаяся сказочной заволжская степь, деревенские ребята с их простыми, бесхитростными играми и забавами, хозяйственные заботы отчима и литературные занятия матери — все это с малых лет вошло в жизнь маленького Лели, как в семейном кругу называли Алексея Толстого.

«Я рос один в созерцании, в растворении среди великих явлений земли и неба. Июльские молнии над темным садом; осенние туманы как молоко; сухая веточка, скользящая под ветром на первом ледку пруда; зимние вьюги, засыпающие сугробами избы до самых труб; весенний шум вод, крик грачей, прилетавших на прошлогодние гнезда; люди в круговороте времен года; рождение и смерть, как восход и закат солнца, как судьба зерна; животные, птицы; козявки с красными рожицами, живущие в щелях земли; запах спелого яблока, запах костра в сумеречной лощине; мой друг, Мишка Коряшонок, и его рассказы; зимние вечера под лампой, книги, мечтательность… Вот поток дивных явлений, лившийся в глаза, в уши, вдыхаемый, осязаемый…» — писал впоследствии Алексей Толстой.

Его детство во многом походило на детство всех его деревенских сверстников. Так же, как они, целыми днями пропадал на сенокосе, на жнивье, на молотьбе, убегал с ними на речку, на необъезженных лошадях скакал в ночное. Ничто еще не предвещало в нем таинственного творческого начала, может быть, только более внимательно, чем его сверстники, в долгие зимние вечера вслушивался в рассказываемые знакомыми крестьянами сказки и побасенки, в удивительное русское многоголосье, то скорбное и грустное, то залихватски-веселое и безудержное. Играл в карты и в бабки, дрался, когда ходили стенка на стенку. На рождество вместе с деревенскими ребятами колядовал, на святках ходил в ряженых. А вернувшись домой, любил рисовать или раскрашивать картинки, слушая, как «вотчим» обычно читал вслух Некрасова, Льва Толстого, Тургенева или что-нибудь из свежей книжки «Вестника Европы». Александра Леонтьевна, уставшая после напряженного дня, вязала чулок. А за окном протяжный волчий вой.

Александра Леонтьевна с тревогой ждала решёния суда. И когда узнала, что графа оправдали, очень порадовалась. Как тяжелое бремя с плеч свалилось.

Сразу после окончания судебного процесса Алексей Аполлонович прислал телеграмму и «писулечку». Так хорошо она почувствовала себя, будто насладилась разговором с ним, за каждой им написанной фразой она отчетливо угадывала, в каком расположении духа он писал, представляла, какое у него было милое лицо и глаза, когда он писал слова: «солнышко мое».

Своей жизнью Александра Леонтьевна вполне довольна. Муж внимателен и заботлив. Прислал на хутор ей и маленькому Лельке хорошую корову. Только вечером корова дала полведра молока, а утром Александра пила кофе с густыми сладкими сливками. Уж если ей самой хорошо, то и ее Лельке вкусное молоко достается.