Как по лезвию - Александр Николаевич Башлачев

Я вижу черные дыры.

Холодный свет.

Черные дыры...

Смотри, от нас остались черные дыры...

Нас больше нет.

Есть только черные дыры.[19]

Я снова смотрю, как сгорает дуга моста.

Последние волки бегут от меня в Тамбов.

Я новые краски хотел сберечь для холста,

А выкрасил ими ряды пограничных столбов.

Чужие шаги, стук копыт или скрип колес —

Ничто не смутит территорию тишины.

Отныне любой обращенный ко мне вопрос

Я буду расценивать как объявленье войны.

Я вижу черные дыры.

Холодный свет.

Черные дыры...

Смотри, от нас остались черные дыры...

Нас больше нет.

Есть только черные дыры.

Абсолютный вахтер

Этот город скользит и меняет названья.

Этот адрес давно кто-то тщательно стер.

Этой улицы нет, а на ней нету зданья,

Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

Он отлит в ледяную, нейтральную форму.

Он тугая пружина. Он нем и суров.

Генеральный хозяин тотального шторма

Гонит пыль по фарватеру красных ковров.[20]

Он печатает шаг, как чеканят монеты.

Он обходит дозором свой архипелаг.

Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах[21]

Вызывает волнение мертвых бумаг.

Алый факел — мелодию белой темницы —

Он несет сквозь скупую гармонию стен.

Он выкачивает звуки резиновым шприцем

Из колючей проволоки наших вен.

В каждом гимне — свой долг, в каждом марше — порядок.

Механический волк на арене лучей.

Безупречный танцор магаданских площадок.

Часовой диск-жокей бухенвальдских печей.

Лакированный спрут, он приветлив и смазан,

И сегодняшний бал он устроил для вас.[22]

Пожилой патефон, подчиняясь приказу,

Забирает иглой ностальгический вальс.

Бал на все времена! Ах, как сентиментально...

И паук — ржавый крест — спит в золе наших звезд.

И мелодия вальса так документальна,

Как обычный арест, как банальный донос.

Как бесплатные танцы на каждом допросе,

Как татарин на вышке, рванувший затвор.

Абсолютный Вахтер — ни Адольф, ни Иосиф,[23] —

Дюссельдорфский мясник да пскопской живодер.

Полосатые ритмы синкопой на пропуске.

Блюзы газовых камер и свинги облав.

Тихий плач толстой куклы, разбитой при обыске,

Бесконечная пауза выжженных глав.

Как жестоки романсы патрульных уставов

И канцонов концлагерных нар звукоряд.

Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов,

И решетки чугунной струною звенят.[24]

Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо,[25]

И все тот же калибр тех же нот на листах.

Эта линия жизни — цепь скорбных этапов

На незримых и призрачных жутких фронтах.

Абсолютный Вахтер — лишь стерильная схема,

Боевой механизм, постовое звено.

Хаос солнечных дней ночь приводит в систему

Под названьем... да, впрочем, не все ли равно.

Ведь этот город скользит и меняет названья,

Этот адрес давно кто-то тщательно стер.

Этой улицы нет, а на ней нету зданья,

Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

Некому березу заломати

Уберите медные трубы![26]

Натяните струны стальные!

А не то сломаете зубы

Об широты наши смурные.

Искры самых искренних песен

Полетят как пепел на плесень.[27]

Вы все между ложкой и ложью,

А мы все между волком и вошью.

Время на другой параллели,

Сквозняками рвется сквозь щели.

Ледяные черные дыры —

Окна параллельного мира.[28]

Через пень колоду сдавали

Да окно решеткой крестили.[29]

Вы для нас подковы ковали.

Мы большую цену платили.

Вы снимали с дерева стружку.

Мы пускали корни по новой.

Вы швыряли медну полушку[30]

Мимо нашей шапки терновой.[31]

А наши беды вам и не снились.

Наши думы вам не икнулись.

Вы б наверняка подавились.

Мы же — ничего, облизнулись.

Лишь печаль-тоска облаками

Над седой лесною страною.

Города цветут синяками

Да деревни — сыпью чумною.

Кругом — бездорожья траншеи.

Что, к реке торопимся, братцы?[32]

Стопудовый камень на шее.

Рановато, парни, купаться!

Хороша студена водица,[33]

Да глубокий омут таится —

Не напиться нам, не умыться,

Не продрать колтун на ресницах.

Вот тебе обратно тропинка

И петляй в родную землянку.

А крестины там иль поминки —

Все одно там пьянка-гулянка.

Если забредет кто нездешний —

Поразится живности бедной,

Нашей редкой силе сердешной

Да дури нашей злой-заповедной.

Выкатим кадушку капусты.

Выпечем ватрушку без теста.

Что, снаружи — все еще пусто?

А внутри по-прежнему тесно...

Вот тебе медовая брага —

Ягодка-злодейка-отрава.

Вот тебе, приятель, и Прага.

Вот тебе, дружок, и Варшава.[34]

Вот и посмеемся простуженно,

А об чем смеяться — неважно.

Если по утрам очень скучно,

То по вечерам очень страшно.[35]

Всемером ютимся на стуле.

Всем миром — на нары-полати.

Спи, дитя мое, люли-люли!

Некому березу заломати.

Зимняя сказка

Однозвучно звенит колокольчик Спасской башни Кремля.

В тесной кузнице дня лохи-блохи подковали Левшу.

Под рукою — снега. Протокольные листы февраля.

Эх, бессонная ночь! Наливай чернила — все подпишу![36]

Как досрочник