Михаил Алексеев - Грозное лето (Солдаты - 1)

С нар сполз низкий, коренастый младший командир. Поняв, что это Шахаев, Яков доложил:

-- Рядовой Уваров. Сапер. Прислан в ваше распоряжение.

-- Сержант Шахаев. Командир группы разведчиков,-- сказал коренастый и застенчиво улыбнулся. Потом добавил: -- Вот и хорошо, что прибыли. Знакомьтесь с бойцами.

Третий разведчик, должно быть, самый молодой -- больше двадцати не дашь,-- белобрысый, с озорными, навыкате светлыми глазами, в трофейной плащ-палатке, пятнистой, как шкура африканской саламандры, быстро сунул свою шершавую ладонь в руку Уварова. Затем бросил на него оценивающий взгляд, словно покупатель, толкнул упругим кулаком в грудь, торжествующе заключив: "Наш!", оскалил крепкие зубы и, театрально изогнувшись, доложил:

-- Семен Ванин! Лихой разведчик, мастер ночного поиска. Десять раз ходил за "языком" -- и все безрезультатно. В одиннадцатый -- чуть было свой не оставил...

-- Не велика была б потеря,-- перебил четвертый, появляясь откуда-то из темного угла. Высокий и тонкий, он пригнулся, чтобы не задеть потолок своей головой, поправил очки на длинном с горбинкой носу.

-- Аким Ерофеенко. Будем знакомы. Откуда к нам? Какими судьбами? Собственно, это я зря спрашиваю...

-- Зря, зря, Акимушка,-- в свою очередь перебил его Ванин.

Но Аким, не слушая его, продолжал:

-- Об этом поговорим потом. Присаживайтесь на нары, будьте как дома.

Ванин стоял рядом, щурился, следя за Акимом. Ему, по-видимому, хотелось во что бы то ни стало развеселить Ерофеенко. Белые ресницы разведчика часто мигали. Он что-то быстро соображал. Вдруг его физиономия сделалась пресерьезной. Он посмотрел в глаза Акима и сказал испуганным голосом:

-- Аким!

-- Ну что тебе, Семен?

-- Очки!..

-- Что очки? -- встревоженно спросил Аким, хватаясь за переносицу.

-- На носу,-- спокойно объявил Ванин.

Но и это не помогло: Аким не рассмеялся. Что-то беспокоило солдата. Да и самому Сеньке, если честно признаться, не особенно хотелось сейчас балагурить: он хорошо знал, чем тревожились сердца его товарищей. То, что предстояло им сделать, было не совсем обычным даже для них, опытных разведчиков,-- и это волновало. Может быть, именно поэтому Сеньке и хотелось развеселить друзей. Во всяком случае, он сделал еще одну попытку.

-- Тебе, Аким, профессия разведчика противопоказана,-- вдруг начал он убеждать Ерофеенко, употребляя медицинский термин, услышанный им в армейском госпитале.-- Ну какой из тебя разведчик? Высок, как колодезный журавель, тебя же за версту видно. Траншею трехметровую нужно. Противопоказано для разведчика? Противопоказано. Ты, наконец, в очках. По их блеску тебя сразу немцы обнаружат -- для немцев готовенький "язычок". И вот сейчас собираемся ведь...-- Но Ванин почему-то осекся, не стал говорить о предстоящем.-- Нет, не выйдет из тебя хорошего разведчика...

-- Видишь ли, Семен,-- спокойно возразил Аким,-- кому что дано природой, тот тем и располагает. Тебя, например, глаза выручают, ну, а меня...

-- Голова, скажешь?

-- Допустим. A потом, что ты ко мне привязался? Нашел время для болтовни. И что, собственно, тебе от меня нужно?

-- Вот опять "собственно"! Когда ты оставишь это глупое интеллигентное словцо, Аким? Ты бы лучше послушал, что умные люди говорят...

-- Уж не себя ли ты умным-то считаешь?

Но Ванин пропустил это мимо ушей.

-- Я бы вот что посоветовал тебе, Аким. Подавайся-ка в наградной отдел. Самое подходящее для тебя место -- писарем там работать.

-- Почему, собственно, в наградной? -- удивился Аким, явно заинтересованный этой новой выдумкой Сеньки.

-- А потому, ученая твоя голова, что наградные листы будешь на меня заполнять. Писарь из тебя выйдет в самый раз. И почерк у тебя недурной, и в грамматике ты силен.

Аким улыбнулся. В сущности, ему, как и всем, нравилась Сенькина болтовня. Как бы там ни было, а он любил этого белобрысого пустозвона. Аким преотлично понимал Ванина: всякий раз, когда разведчикам предстояло сделать что-то очень серьезное, связанное с большим риском, Сенька начинал балагурить. Особенно любил подтрунивать Сенька над Акимом. Пинчук, например, всегда с удовольствием прислушивался к их перепалке. Сейчас он от души хохотал, толкая в бок Шахаева, который молча скалил белые зубы и поблескивал маленькими черными глазками. Иногда, увлекшись, Семен задевал и Пинчука, но быстро укрощал себя -- подтрунивать над Петром Тарасовичем было неудобно: и возраст у него уже солидный, да и человек-то он степенный. Сенька знал, что до войны Пинчук управлял большим колхозом и даже был депутатом районного Совета.

Почтительное отношение Ванина к Пинчуку Уваров заметил уже в первые минуты своего знакомства с разведчиками. Балагуря, Сенька нет-нет да и взглянет мельком на Пинчука -- но осуждает ли тот его. Вот сейчас, заметив, что Петр перестал смеяться, Сенька приумолк, притих, насторожился и молча полез на нары -- может быть, ему просто и самому уже надоело молоть языком. Кто знает...

Яков присматривался к разведчикам. Первые минуты Уваров чувствовал себя неловко. Молчаливый и угрюмый по своей натуре, Яков с трудом выдавливал слова. Это не понравилось всем, а Семену в особенности.

-- Так не пойдет! -- категорически заявил он. В его руках появилась фляга в сером чехле. Он встряхнул ее. Прислушался: -- Есть! Сейчас ты у меня заговоришь! Аким, ну-ка открой баночку!

Ерофеенко достал большую банку консервов, долго возился с ней. Ванин искоса поглядывал на него, злился.

-- Эх, горе ты мое,-- вздохнул он притворно и взял у Акима банку. Открыл ее быстро, налил в жестяную кружку водки и поднес Уварову. Тот покачал головой и глухо выдавил:

-- Не пью.

Сокрушенно свистнув, Ванин недружелюбно посмотрел на новичка и сердито заметил:

-- Ну, сельтерской у нас для тебя нет.

Уваров промолчал. По настоянию Шахаева, он все же рассказал немножко о себе.

Вспомнил свой колхоз на Курщине, в котором работал трактористом, первое ранение на фронте, госпиталь, медицинскую сестру, в которую влюбился ненароком, да так и не признался ей в этом.

-- До войны дела шли не ахти как здорово, но все же неплохо. Мы с отцом работали, мать дома, по хозяйству, сестренка училась. Последнее время и я стал учиться на механика, да война помешала.

-- Она всем помешала,-- мрачно пробормотал Ванин.-- Я вот тоже токарем на шарикоподшипниковом заводе в Саратове работал.

-- Инженером небось думал стать?

-- Конечно, думал. И стал бы им,-- ответил Семен. Потом, после паузы, добавил убежденно: -- Я еще буду инженером. Вот войну закончим, и буду, ежели, конечно, фрицевская пуля сдуру не укусит...

Все замолчали и как-то тихо, раздумчиво посмотрели друг на друга.

-- У тебя все готово, Пинчук? -- вдруг спросил Шахаев, нарушив молчание.