Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы - Владимир Анатольевич Васильев

Ознакомительный фрагмент

повернулся он к Константину с серьезным лицом. — Отец у него известный в Галиче врач Григорий Ободовский, — добавил Травин и принялся расставлять мольберт.

— Вы художник? — пожилой мужчина, стоявший неподалеку и все время прислушивающийся к разговору молодых людей, шагнул к Алексею.

— Самый что ни есть, — Травин оторвался от мольберта и гордо посмотрел на незнакомца. — Предложеньице имеете али просто из любопытства спрашиваете? — в его глазах мелькнул насмешливый огонек.

— Вопрос далеко не праздный, — потянул мужчина. — Неужели в Галиче, где много церквей, достопримечательностей старины, не нашлось другого объекта для рисования? Домик-то уж не ахти какой примечательный.

— Что правда, то правда, — согласился миролюбиво Алексей, — в нашем городе, куда ни глянь, чудесные пейзажи, удивительные архитектурные сооружения, — вздохнув, он развел руками. — Но сегодня я не волен выбирать. У меня заказ на этот домок.

Отвернувшись от незнакомца, тем самым дав ему понять, что разговор окончен, Травин обмакнул кисточку и сделал первый мазок.

— И кто же заказчик? — послышался насмешливый голос незнакомца.

Понимая, что вопрос его не касается, Алексей продолжал рисовать. Разговор за спиной Травина не раз затухал и вспыхивал вновь. К концу сеанса галичане знали, что Константин прибыл сюда не только с тем, чтобы привезти отцу рисунок дома. Он собирался осмотреть Преображенский собор, в котором находился древний образ Спасителя, по преданию принадлежавший Дмитрию Шемяке. Образ относился к первой половине XV века, притом не к новгородской иконописи, а московской, связанной с именем Андрея Рублева. Было у него в планах посетить Никольскую церковь, поклониться иконам Блаженного Василия, Иоанна и Прокопия, а также Казанской Божьей Матери, побывать в Константино-Еленинской церкви, а точнее, в ее притворе, где ознакомиться с иконами новгородского письма XVI века. И, конечно же, мечтал он увидеть иконы Благовещенской церкви и Паисиева Успенского собора.

Пожилой мужчина оставил молодых людей. Он переместился к домику. Прошелся вокруг него раз, другой, рассматривая. Попытался через ставни заглянуть внутрь, но затею эту оставил и замер перед строением.

Юноши одно время с интересом следили за незнакомцем, смеялись над его неудачными попытками заглянуть внутрь дома, потом снова вернулись к прерванному разговору.

— Вот уж куда не попаду нынче, — вздыхал Константин, — так в село Кужбалу. Поездку туда придется до следующего лета отложить.

— Далече Кужбала, — согласился Травин.

— До Неи верст около двухсот пятидесяти будет и там более двадцати верст до села, — уточнил Платон и не удержался — полюбопытствовал: — А чего это так, в Кужбалу?

— Икона там, в церкви Воскресенской, — зажмурил глаза Константин. — Редкий образ Казанской Божией Матери. На ней надпись есть: «В лето 7083 при державе благочестивого и христолюбивого государя царя и великого князя Иоанна Васильевича всея России самодержца». Это она по нашему летоисчислению от 1575 года и написана в честь завоевания Казанского ханства.

— Непременно надо будет побывать в Кужбале, — прицокнул языком Травин. — Непременно!

— А чего? — покрутил головой Платон. — Лошадей я хороших найду. Глядишь, за день и обернемся.

Они еще не знали, что летом следующего 1819 года Константин Успенский тяжело заболеет и не сможет приехать в Галич. Не состоится встреча и в 1820 году ввиду отсутствия в Галиче Травина и Ободовского. Никто из них тогда и подумать не мог, что увидятся они лишь по прошествии многих десятилетий и при весьма любопытных обстоятельствах.

Глава первая. Глубина голубого неба

Высокого роста широкоплечий мужчина неторопливо поднимался по главной лестнице, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух. В бытность свою ректором «по части архитектуры» Михайлов преодолевал эти подъемы быстро, как говорится, одним махом. Будучи студентом на курсе архитектуры он и вообще покрывал расстояние с первого до второго этажа на спор за одну минуту.

Покинув ректорат, Андрей Алексеевич редко посещал Императорскую Академию художеств. Во дворце князя Юсупова шла грандиозная перестройка помещений. Ему, как архитектору и руководителю работ, едва хватало времени, чтобы выбраться на заседания Совета Академии. Каждый раз приезжая сюда, Михайлов с горечью отмечал, что энергии у него поубавилось и ходить по многочисленным лабиринтам здания стало затруднительно.

Будучи учеником Ивана Егоровича Старова и Федора Ивановича Волкова, профессоров Академии художеств, он руководил реконструкцией этого здания. С 1818 по 1821 год им было создано здание рисовального класса, портик которого стал образцом портика греческого храма, и рисование его вошло в программу для учеников.

Поднявшись в круглый зал — центр анфилады парадных интерьеров, выходящих на Неву, — Михайлов постарался сосредоточиться на переменах, произошедших с начала реконструкции по проекту молодого архитектора Константина Тона. Ему было небезразлично, насколько деликатно вторгся бывший ученик в общую композицию внутреннего убранства здания, созданную когда-то его учителем.

Работы проходили в западном и восточном павильонах. На месте небольших помещений вырисовывались контуры просторных залов с куполами, менялась отделка двусветных античных галерей, где архитектор сохранял слепки с антиков. Предстояло много работы — надо было достроить и отделать домовую церковь и центральный зал.

«Константин был одним из моих любимых учеников», — не без гордости подумал Андрей Алексеевич, но мысль не успел завершить. Увидев спешившего навстречу ректора Шебуева, облаченного в свой неизменный фрак с бархатным воротничком, Михайлов выпятил грудь, постарался придать себе бодрый вид.

— Давненько не навещали нас, Андрей Алексеевич, — чуть нараспев с нарочитой почтительностью проговорил Шебуев.

— С зимы не был, Василий Козьмич, с зимы, — согласно кивнул Михайлов, отмечая для себя, как молодо выглядит его коллега, который младше него только на четыре года.

— Не могу ли знать, в чем причина столь неожиданного посещения? — чуть склонил голову Шебуев.

— От вас у меня секретов нет. Скорее, наоборот, к вам и спешил за помощью, — произнес Михайлов убедительным тоном.

— Покорно благодарю за столь лестное мнение о моей скромной фигуре, — улыбнулся Василий Козьмич и, галантно выставив вперед руку, пригласил Андрея Алексеевича проследовать за ним в кабинет.

— Вы знаете, я взял на себя ответственный труд — провести реконструкцию дворца князя Николая Борисовича Юсупова на Мойке, — начал Михайлов, после того как разместился в большом и удобном кресте с высокой спинкой в кабинете Шебуева. — По архитектурной части и по скульптуре вроде все решается, есть движение, это я как бы в своей стихии, мне здесь проще варьировать. Другое дело художники. Столько больших и малых плафонов предстоит изобразить, а сил маловато. Есть договоренности с художниками-декораторами Виги, Скотти, Медичи и Торичелли. Мастера они хорошие, с опытом, но мне бы еще одного такого же по мастерству и, желательно, нашего, русского. Да так, чтобы со своим рисунком, — он прокашлялся в кулак, взглянул лукаво