Александр Кутепов - Каменный пояс, 1978

…Ему часто приходится ходить через Комсомольскую площадь Тракторозаводского района. Может, по привычке тех далеких и трудных лет, когда на городской транспорт не очень-то надеялись, а скорее всего, не желая терять спортивной формы (ему уже — за пятьдесят), он любит ходить на работу пешком. Здесь, на Комсомольской площади, конечно, не минуешь стоящего на высоком постаменте танка — одной из последних боевых машин Великой Отечественной, вечного памятника подвигу «Танкограда». Пологие скаты орудийной башни, поднятый, как для салюта, ствол… Наверное, не раз думал токарь Черезов, что в грозной машине есть частица и его труда. Правда, ей уже не пришлось «сказать» своего «слова» на полях сражений, но родные братья этого танка выиграли исторический спор с крупповской сталью…

Однажды об этом зашел у нас с ним разговор. В порыве откровенности и, как мне показалось, с долей горечи Юрий Захарович сказал:

— Сколько изнуряющих ночей стоит за этим танком… А главное, великое мастерство, честь и совесть рабочих. Мы даже не представляли, что можно какую-то деталь, гайку, болтик сделать кое-как, с заусенцами, с браком. За каждым движением наших рук, за каждым проходом резца или фрезы стояли жизни наших бойцов…

Он на мгновение задумался и продолжал уже более спокойно:

— Наверное, вот это ощущение постоянной, ежесекундной ответственности за Родину и приучило нас, поколение военных лет, свято дорожить честью рабочего человека… Плохо сделаем мы — плохо будет другим…

Юрий Захарович надолго замолчал, сцепив на коленях пальцы крупных рук, потом по лицу его пробежала добрая улыбка:

— Как-то был на встрече в профтехучилище. Ребята спрашивают: «Ну, ладно, вы во время войны делали танки. Там все было ясно: допустил брак — почти верная гибель людей на фронте. А сейчас ведь другое время — мирное…» Вроде, не обязательно так уж стараться. Подумаешь — брак, никто ведь от этого не умрет… Таким ребятам я посоветовал побывать в нашем заводском музее — почитать отзывы о челябинских тракторах.

И он по памяти стал пересказывать текст телеграммы, пришедшей несколько лет назад в адрес завода от антарктической экспедиции. О том, что машины, сделанные коллективом тракторного завода, прошли четыре тысячи километров в крайне тяжелых условиях — при минус шестьдесят, при низком барометрическом давлении, по твердым застругам, сыпучим снегам… И с честью выдержали суровые испытания. Антарктическая экспедиция благодарила коллектив завода за эти замечательные машины, которые позволили выполнить ответственное задание Родины.

— Какая награда сравнится с такой оценкой, а? — спросил он, словно ожидая от меня возражения, и сам же ответил: — Для рабочего человека это — высшая награда!.. Знаете, — перешел на доверительный тон, — как-то особенно в такие моменты ощущаешь, что прочность, надежность всего, что создается на земле, зависит от твоих трудовых рук… Как в песне поется: «Здесь ничего бы не стояло, когда бы не было меня…», — и улыбнулся смущенно, застеснявшись своего лирического отступления. — Если я взялся за какую-то вещь, за любую работу, — должен сделать ее только на отлично. И совсем не потому, что контролер может придраться. Профессиональное честолюбие не позволяет сделать хуже, чем я умею… Я бы сказал, качество труда, в конечном счете, определяется порядочностью человека…

Это свое кредо Юрий Захарович выложил мне не с первого знакомства. Вообще-то он не очень разговорчивый человек, привык работать молча, головой и руками.

…Вскоре после войны на конвейер ставили новую машину. Тоже переход был нелегким. Как и теперь — с реконструкцией. Молодой тогда еще токарь Юрий Черезов впервые разговаривал с глазу на глаз с «высоким начальством» из министерства. Поздоровались, оценивающе и напряженно вглядываясь в высокого худощавого парня. Положили на тумбочку большую деталь, видимо, изготовленную экспериментально. Спросили, давно ли на карусельном. Услыхав, что с начала войны, повеселели: «Ну-у, ветеран!» И стали объяснять, что от этой детали зависит переход на новую машину, но изготовлять ее весьма сложно — точность требуется высокая. Упростить технологи пока не могут, и приспособлений не придумано.

Черезов долго разглядывал деталь, изучал протянутый чертеж, покачал головой. Деталь была в самом деле необычайно сложной. Главное, вытачивать придется почти на весу — буквально не за что «ухватить». Обрабатываемая поверхность настолько тонкая, что будет греться под резцом, а значит — деформироваться. На сколько — трудно сказать…

— Ну как? — с надеждой, почти в один голос спросили собравшиеся, когда токарь поднял глаза.

— Пожалуй, сделаю пробную партию… Только рассчитать надо все точно — дня три на это потребуется.

Столь определенный ответ обрадовал всех. Кроме технолога.

— Товарищи, подождите! — удержал он инженеров. — Это же несерьезно. Расчеты проводили специалисты, опытные люди. Нет никакой гарантии от брака…

Когда остались вдвоем, технолог, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы:

— Партизан ты, Черезов! — и добавил, повысив голос: — Отвечать кто будет?

Юрий улыбнулся обезоруживающе:

— Да не волнуйся ты, ответственность беру на себя.

Пробная партия прошла контроль без единой «помарки»…

Бывали ситуации и посложней, когда требовалось не только профессиональное мастерство, но и гражданское мужество. А может, жизнь «усложняла» их именно по мере возмужания Черезова? Как говорят, большому кораблю… Сам он, правда, не измерял их на сложность, — просто не привык уклоняться: «Коли сложилась такая обстановка, — кому-то надо делать». И под этим «кому-то» подразумевал, в первую очередь, себя.

Шла девятая пятилетка. За все его нелегкие труды и бескорыстное служение делу Юрию Захаровичу воздали положенное в нашем обществе. Золотая Звезда Героя, депутат Верховного Совета республики, член бюро обкома партии. Пригласил его как-то в кабинет Мингазов, бывший тогда еще начальником цеха. Во время рабочего дня, что с ним не случалось. Не видел Черезов и таким взволнованным Ханифа Хайдаровича. Перед ним сидел — тоже с краской в лице — начальник соседнего цеха.

— Вот Юрий Захарович, сам с ним и договаривайся…

С соседним цехом случилась беда: провал за провалом, срывает сборку на конвейере — дальше ехать некуда. Костяк рабочий ослаб — кто в армию ушел, кого в новые цехи перевели; о достойной смене вовремя не позаботились. И верховодить начали халтурщики.

Доходили об этом вести и до Юрия Захаровича, и вот начальник цеха пришел к Мингазову — просить Черезова поработать у них хотя бы несколько дней. Юрий Захарович понимал: дело не столько в том, чтобы «подогнать программу», — честь рабочего «мундира» надо спасать в глазах молодежи, создать психологический перелом. Как? Этого он пока не знал, но ответил: «Раз надо — помогу…»