Сергей Нечаев - Казанова. Правдивая история несчастного любовника

В самом деле, в те времена приемные венецианских монастырей больше напоминали элегантные светские гостиные, где вели веселые беседы или судачили, обсуждая в мельчайших деталях последние городские слухи, большей частью скандальные, где пили и закусывали, где устраивали балы, давали банкеты, маскарады и концерты. Порой там даже играли в азартные игры.

Как утверждают очевидцы, в XVIII веке приемные в монастырях являлись местом, весьма удобным для ведения не только чинных бесед, но и для того, чтобы закрутить любовную интрижку. Иногда свидания в монастырских приемных использовались в политических целях — например, одна знакомая Казановы, графиня Коронини, живя в монастыре, продолжала весьма успешно плести политические интриги.

Итак, у возлюбленной Казановы в монастыре Санта-Мария-дельи-Анджели появилась близкая подруга. Расклад карт в этой его партии явно поменялся, вот только в чью пользу? Это мы очень скоро узнаем, а пока до Казановы дошла еще одна важная информация с острова Мурано.

Его К.К. оказалась беременна. У нее был выкидыш, сопровождавшийся жуткими кровотечениями, пропитавшими кровью десятки полотенец, некоторые из которых показали ошеломленному Джакомо.

При виде бесформенного кома белья, смешанного с кровью, Казанова содрогнулся. Лаура сообщила, что несчастная девочка слабеет на глазах. В какой-то момент всем даже стало казаться, что ей не выжить. Но потом кровотечение прекратилось, и его К.К. кое-как выкарабкалась.

Не увидеть ее в таком положении Казанова не мог. Для этого он решил воспользоваться церемонией пострига, проводившейся в монастыре. Сделать это будет несложно: в помещении для свиданий будет множество незнакомых людей, и он сможет смешаться с толпой, оставшись незамеченным.

Переодевшись в монахиню, Казанова вместе с другими богомолками вошел в монастырь и встал в четырех шагах от К.К. Он нашел, что она выросла и, несмотря на проблемы со здоровьем, похорошела. Они лишь обменялись взглядами. Он отстоял всю церемонию и ушел последним.

В тот же день он написал ей, что останется на Мурано до тех пор, пока она не будет полностью вне опасности. Поселился он в жилище Лауры, которая смогла предоставить ему лишь маленькую бедную комнатку с земляным полом.

Несмотря на убогость жилища, это было очень правильное решение, ведь частые плавания на остров Мурано были связаны с определенными опасностями. Дело в том, что юго-западная оконечность острова находится более чем в километре от северо-восточной части Венеции (ровно посередине находится остров-кладбище Сан-Микеле), а плавание на гондоле по водам лагуны — это не плавание по венецианским тихим каналам. В любой момент мог подняться ветер, и тогда — жди беды.

Вот, например, как описывает одно из таких плаваний сам Казанова:

«Мы без труда добрались до острова Сан-Микеле, но едва миновали его, как ветер вдруг начинает дуть с такой яростью, что я понимаю: плыть дальше — верная гибель; хоть пловцом я был изрядным, но не был уверен ни в своих силах, ни в том, что сумею одолеть течение. Я велю гондольерам пристать к острову, но они отвечают, что я имею дело не с какими-нибудь трусами и бояться мне нечего. Зная нрав наших гондольеров, я почитаю за лучшее промолчать; но порывы ветра обрушивались на нас с удвоенной силой, пенистые волны перехлестывали через борт, и гребцы мои, хоть и были мощны их руки, не могли продвинуть гондолу ни на шаг.

Когда мы находились всего лишь в сотне шагов от устья канала Иезуитов, яростный порыв ветра сдул в воду гондольера на корме; ухватившись за борт, он легко взобрался обратно. Весло было потеряно; он берет другое — но гондолу уже развернуло боком к ветру и в минуту снесло на двести шагов влево. Нельзя было терять ни секунды. Я кричу, чтобы бросали felce, каютку, в море, и швыряю на ковер на дне гондолы пригоршню серебра. Оба молодца мои немедля повиновались и, гребя во всю мощь, показали Эолу, что могут потягаться с ним силой. Не прошло и четырех минут, как мы уже плыли по каналу Нищенствующих братьев; похвалив гондольеров, я велел высадить меня на причал палаццо Брагадин, что у церкви Санта-Марина. Едва войдя, я немедля улегся в постель и хорошенько укрылся, дабы согреться до нормальной своей температуры; сладкий сон мог бы восстановить мои силы, но я никак не засыпал».

Итак, Казанова перебрался на остров Мурано, и вскоре он получил таинственное письмо от одной монахини, заметившей его в церкви и пригласившей увидеться с ней…

Она даже сообщила ему, что может приехать в Венецию, когда захочет, чтобы поужинать с ним. Казанова тотчас заподозрил, что это написала новая подруга К.К., но решился он не сразу, боясь какого-нибудь подвоха или ловушки. Для начала он еще раз пришел в монастырь и провел там разведку, результатом которой стала информация о том, что таинственную незнакомку зовут М.М.

В данном случае в очередной раз биографы Казановы развернули бурную деятельность, пытаясь установить личность этой самой М.М., которую наш герой в черновике своей рукописи порой называл Матильдой, впоследствии старательно вымарав это имя.

Сначала ее определили как некую Марию-Маддалену Пазини из монастыря Сан-Джакомо-ди-Галлисия, но та была безвестной девушкой, дочерью простых мещан, что не имело никакого отношения к благородному происхождению.

Например, Герман Кестен пишет:

«В соответствии с актом патриаршего архива от 10 октября 1766 года, монастырь Сан-Джакомоди-Галлисия на Мурано насчитывал тогда шестнадцать монахинь, из которой двенадцатой была Мария-Маддалена Пазини, родившаяся 8 января 1731 года, то есть в ноябре 1753 года ей было двадцать два, почти двадцать три года, как и говорит Казанова. В 1785 году она стала аббатисой монастыря. Впрочем, Казанова в воспоминаниях неожиданно называет имя Матильды в тот момент, когда рассказывает о своем аресте „Великим господином“».

Затем таинственную М.М. признали в Марине-Марии Морозини (в монашестве — сестра Мария-Контарина), поступившей в монастырь Санта-Мария-дельи-Анджели в сентябре 1739 года.

Вот, например, фраза Филиппа Соллерса из книги «Казанова Великолепный»:

«Это та пресловутая К.К., которая с не менее известной М.М. (Мариной-Марией Морозини) станет одной из солисток великой оперы под названием „История моей жизни“».

А вот еще один вариант: М.М. — это, возможно, Мария-Элеонора Микели (или Микиель), дочь венецианского сенатора Антонио Микели.

Ален Бюизин, в частности, утверждает:

«Мария-Элеонора Микиель — М.М., которая на Мурано удовлетворяла с Казановой страсть к вуайеризму аббата де Берни, — стала настоятельницей (да-да! В Светлейшей все бывает!) своего монастыря Сан-Джакомо-ди-Галлисия».