Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

я узнавал что-то новое и важное. Я очень боялся, что между ними и мной большая пропасть, что они совсем другие и давно ушли вперёд, но постепенно я осознал, что ничего этого нет, всё достижимо и мы совсем рядом. И я тоже кое-что знаю и многое умею. И довольно скоро, после нескольких зарубежных поездок, я полностью избавился от этого мнимого комплекса научной неполноценности, а через несколько лет окончательно убедился, что образованием, полученным на химическом факультете МГУ, можно смело гордиться, это был фундамент всей моей карьеры.

Два директора лабораторий, доктор Франц Дельбеке из Гента и Матс Гарле из Стокгольма, были очень дружелюбны и ценили общение с людьми из СССР. Франц красил волосы и ходил в застиранной цветной майке с толстой цепью на шее. На публике он слюнявил какие-то ароматные самокрутки, объявляя каждый раз, что он social smoker, то есть ему нужна компания. Иногда я составлял ему компанию. Матс непрерывно курил Marlboro, сигарету за сигаретой, ничего не объявляя. Но он тоже мог махнуть мне рукой — давай, пошли покурим. Вообще-то я не курил, советские сигареты были такие вонючие, что за границей от их запаха все начинали оглядываться, ожидая, что вот-вот сработает пожарная сигнализация. Но запах хорошего табака я любил — и в компании не отказывался покурить, к примеру, золотистый Benson&Hedges, эти были любимые сигареты Виктора Уральца.

Мы жили в общежитии на окраине Кёльна, в тренерской академии, и обстановка напоминала тренировочные сборы: хорошая еда, сон, парк с дорожками для бега — и всю неделю я бегал по два раза в день, бежалось очень весело, особенно когда все бегают вокруг. Вернувшись в Москву, я пробежал 5000 метров за 14:40.5 и через день 1500 метров за 3:56.4. Мне не хотелось окончательно бросать тренировки, когда вокруг толпы ребят бегают как заведённые, причём для большинства 15 минут на пятёрке были пожизненным пределом. Не для того же я столько отбегал за свою жизнь, чтобы за пару лет скатиться до уровня любителя бега. Конечно, поездки на сборы и соревнования остались в прошлом, двухразовые тренировки с работой несовместимы, так что надо было пересмотреть свой подход к беговым нагрузкам. Поэтому прежний недельный цикл: отрезки короткие, отрезки длинные, темповой и длительный бег — я превратил в двухнедельный. В лаборатории был душ, из дома я притащил шиповки и раз в неделю в рабочее время бегал в них отрезки от 200 до 800 метров на стадионе МЭИ в Лефортово. Без скоростной работы на отрезках результата в соревнованиях не будет. Длинные отрезки, от километра до трех, я бегал в Крылатском — внизу вдоль Гребного канала или наверху у церкви по велокольцу.

Тем временем наши научные образцы кортикостероидов, пробы мочи, где мы знали примерные концентрации исходных препаратов и метаболитов, были исследованы в Технологическом университете Эйндховена. Для советской науки это были первые работы с применением микроколоночной высокоэффективной жидкостной хроматографии (ВЭЖХ) в сочетании с масс-спектрометрией (МС). В области допингового контроля такие работы велись в США в ведущей лаборатории конного допинга. Чувствительность заметно уступала методу газовой хроматографии — масс-спектрометрии (ГХ-МС), но дексаметазон и триамцинолон у нас тогда получились. Пит Леклерк, просто золотые руки, обсудил с нами полученные результаты и согласился продолжать совместные исследования. В итоге мы написали хорошую статью и послали в Journal of High Resolution Chromatography — это была первая публикация в советской науке в области химического анализа с применением метода ВЭЖХ-МС. Но только через двадцать лет метод ВЭЖХ-МС станет обязательным в допинговом контроле.

5.6 Первый допинговый скандал в советском спорте — в тяжёлой атлетике

В 1987 году случился первый допинговый скандал в советском спорте. Всё постепенно шло к беде, пока не сложилось самым неудачным образом. Госкомспорт и спортивные деятели с Кубы подписали Договор об оказании практической помощи, и Уралец с Семёновым должны были в начале июля лететь в Гавану для проведения предвыездного тестирования кубинских спортсменов перед Панамериканскими играми в Индианаполисе. Тем временем кёльнская лаборатория помогала лаборатории в Сеуле готовиться к Олимпийским играм следующего, 1988 года, а этим летом было запланировано первое аккредитационное тестирование. Неожиданно профессор Манфред Донике от имени медицинской комиссии МОК прислал Виталию Семёнову письмо, поручая ему и Виктору Уральцу провести аккредитацию сеульской лаборатории. Донике объяснил, что сам он проверку провести не может, поскольку эту лабораторию готовили его сотрудники — налицо был явный конфликт интересов.

Это был сюрприз редкого калибра — и в стиле Донике. Летом 1987 года мы сами не были до конца уверены, поедет ли советская команда на Олимпийские игры в Сеул. Наши верные клевреты Северная Корея и Куба заранее отказались участвовать в Играх. Южная Корея считалась проамериканской страной, в 1950-е годы была корейская война, в которой участвовали СССР и США. Дипломатических отношений с Южной Кореей у нас не было, самолёты в Сеул не летали, надо было лететь через Токио с ночёвкой и пересадкой на рейс до Сеула. В Госкомспорте Виталию Семёнову дали понять, что поездка советских специалистов в Сеул расценивается как важный политический шаг и обязательно должна состояться. Поэтому надо было срочно оформлять две визы — в Японию и Корею; в Москве корейскую визу получали через швейцарское посольство.

Из-за возникшей суеты с визами Виталий Семёнов и Виктор Уралец свою летнюю поездку на Кубу переписали на меня и Владимира Сизого, опытного масс-спектрометриста и программиста. Предыдущие Панамериканские игры в 1983 году в венесуэльском Каракасе ознаменовались грандиозным скандалом. На Игры приехала команда Манфреда Донике со своими приборами и новой методикой, той самой процедурой IV, которую мы воспроизвели лишь в прошлом году. В Каракасе с первых же дней, пока шла тяжёлая атлетика, посыпались положительные пробы, их число дошло до 16, среди прочих попались четыре кубинца. Затем 12 легкоатлетов сборной команды США испугались и улетели домой до старта. Эти события запомнились надолго — и очень тревожили кубинских товарищей. Они ждали нас для проведения совместных работ по предвыездному тестированию, планируя в дальнейшем создать собственную лабораторию.

Но ничего у нас не получилось. Из-за эмбарго кубинцы не смогли приобрести хромассы фирмы Hewlett-Packard, а имеющиеся приборы совершенно не годились из-за плохой чувствительности. В итоге мы три дня загорали и купались на пляже. Стояла сильная жара, но в гостиницах и ресторанах работали такие зверские кондиционеры, что я начинал дрожать и каждые пять минут выходил погреться на улицу. Для меня это кончилось плохо: открылся астматический бронхит, долго не проходивший.