Дым отечества. В поисках привычного времени - Марк Яковлевич Казарновский

не шаркаю ногами, а почти не касаясь тротуара, лечу в центр города. И Лиза рядом. Да, слышу, каблучки постукивают, но от меня не отстают.

И главное. Я вспомнил, что в кафешке я не расплатился.

И что странно – это меня совершенно не смутило. Вроде так и надо.

Вот таким образом, нисколечки даже не запыхавшись, мы оказались у Триумфальной Арки. Правда, вид Елисейские Поля являли неожиданный. Не было ни авто, ни автобусов. Народа же было много. Все толпились по тротуарам и хором кричали:

«Да здравствует Александр!»

«Ну, съемки фильма, весьма затратные», – подумалось мне.

Ведь парализовать и очистить Елисейские Поля от движения – раз, и убрать все провода, антенны и освещение – два – весьма дорогое удовольствие. Верно, Голливуд решил «забабахать» что-либо эпическое.

Девушка же моя, Лиза, смотрела на все это действо с грустными глазами и шептала:

«Ах, брат мой. Видел бы ты свой народ. Он позабыл и предал тебя в несколько часов».

«Роль учит», – мелькнуло у меня. А далее, в конце Елисейских Полей, с изумлением увидел и лагерь нашего казачьего воинства. Кто-то жарил шашлык, стояли котелки с супом типа «щи», вокруг толпились парижане, изумленно взирая на шалаши, котлы, дрова и оружие.

А у моста Генриха IV мы с Лизой вдруг увидели, как воины российской армии купают в Сене своих коней.

Я был в полном шоке. Для съемок фильма было все, кроме аппаратуры, кинооператора, режиссера и тому подобное.

«Я схожу с ума», – подумалось мне.

Но нет, не сошел. Ибо под руку меня держала обворожительная Лиза.

Держала и тихонько теребила за плечо. Я повернул голову и все стало на свои места.

Я сидел в кафе. Кофей был выпит. Тарелочка со счетом в 4 евро и 50 сантимов стояла передо мной. Официантка мило улыбалась.

– Устали, вероятно, вот и задремали.

Я посмотрел на часы. Пора было идти на встречу.

– Извините, мадмуазель, а вот дама, которая со мной была, где она?

– Дама? Какая? Вы были один совершенно. И кофе взяли один. Официантка была удивлена. Удивлен был и я – надо же, приснилось целое действо. Да какое!

Я быстренько расплатился и пошел на встречу. Правый карман пиджака несколько мешал мне. Я твердо знал – в левом кармане мобилка, а в правом – ключи. Но было и ещё что-то. Я опустил руку в карман и извлек медальон с миниатюрным портретом очень красивой женщины. Известного художника-миниатюриста Гамэ.

К медальону была прикреплена бирка с надписью:

Elisa Bonaparte.

* * *

Я понял, что сошел с ума. Но делать нечего. Притворяясь нормальным, я пошел, шаркая и чуть заплетаясь ногами, на встречу в театр «Аталанте».

17 апреля 2014

Антони

В поисках снега

Сентябрь 2014

Антони. Франция

Примечание:

Все диалоги и иные разговоры ведутся, конечно, на языке страны проживания. То есть – на французском. Для более легкого прочтения излагаемого, учитывая российского читателя, автор весь разговорный текст перевел на русский язык. Поэтому заранее просит у читателя извинения, ежели встретятся в тексте несообразности. Их нужно отнести к недостаточному знанию автором языка Флобера, Дюма, Гюго, Бальзака и др.

I.

«…Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду…»

Он долго жил во Франции. И все не мог успокоиться. Все искал то зиму подмосковную со снегом, снегирями, белками и повседневными, грохочущими, как танк, электричками. То давно забытых. Ушедших из этой жизни. Поэтому он и бродил по Нормандии, например. Нашел городок Верной сюр Авр и все искал, как бы так обустроиться, чтобы и народа не было. Но и не совсем, как в ските. Хотелось ему несбыточного. Казалось, вот он найдет дом, который пахнет деревом, скрипят ставни, за окном шумят ели и снег, сверкая в солнечном луче, блистает пылью в прихожей. А ещё огромные голубые сосульки загораживают окна.

Зима!

Но он понимал, ничего такого он не найдет в Нормандии.

В горах – да. Но горы ему были не нужны. Он был лесостепной житель. Вот и кружил по окрестностям Верной сюр Авра, все ему не подходило.

Хотя понимал, то, что он ищет – отсутствует здесь и он никогда не найдет елей, снега, что с грохотом сползает с крыши.

Друзей и газеты «Известия», на которой полный натюрморт в стиле Машкова. То есть луковица, сало – грудинка, картошка из печки в мундире, хлеб бородинский, ну и конечно…

И тем не менее поиск увенчался успехом. Проезжая по поселку Ферте – Видам, он уже в который раз увидел на окраине обветшалый, кустарниками почти скрытый дом.

– Видно, и сад там имеется, – подумал Александр. – Да и ели какие-никакие, а растут.

Кроме елей, кустов и общей заброшенности, его привлек уже выцветший плакатик. Мол, сдается.

Александр с трудом нашел звонок. Позвонил. Долго пришлось ожидать. Но вот калиточка отворилась и на пороге увиделась старушка. Милой наружности. Черное платье с белым воротничком – мода захолустных городков России конца 19 века, шаль голубоватая, но видно, далеко не новая и – глаза. Глаза у старушки были голубые, чуть на выкате и являли смесь удивления, испуга, любопытства и доброжелательности.

– Бог мой, вот это старушка. Нет, хочу здесь жить, – твердо решил Алекс.

– Мадам, у вас написано, что вы сдаете помещение для проживания. И сказано – одиноким. Вот я перед вами. Одинокий. Хочу проживать. Не курю, пью умеренно и занимаюсь писательством. Поэтому никому докучать не буду. Зовут меня Александр.

Старушка выдержала достаточную паузу, видно было – она колебалась.

– Мне кажется, вы, сударь, русский, не так ли?

– Да, мадам, я русский, но уже давно живу в благословенной Франции. Простите за любопытство, вы что, русским не сдаете? Это в связи с санкциями или иные причины?

Тут старушка громко рассмеялась.

– Другие, другие, сударь. Не волнуйтесь и входите. Не уверена, что вам подойдет то, что я предлагаю, но нам нужно сдать часть дома. Вы же видите, времена какие.

– Да уж, дальше некуда, – ответил Александр, идя за старушкой по заросшей тропинке к дому.

– Нет, нет, – подумалось ему. Здесь что-то есть. Я здесь жить хочу.

Старушка сразу провела Алекса к мезонину, который и сдавался. Это было то, что нужно. Скрипели половицы ещё крепкого деревянного дома. И под входной дверью, которая давно рассохлась, была маленькая щель. Сейчас, в осень, в щель забегали паучки. И сразу начинали обживать углы дома.

Александр открыл окна. Ветер