Переступить черту. Истории о моих пациентах - Карл Теодор Ясперс

отличительные черты в ее характере. Из настоящей испорченности, злобности и злорадства я ничего не заметил. Но скрытность и боязнь проявлялись в ее характере. Она не сознавалась, что по злому умыслу, чтобы причинить другим людям вред, устроила пожар. Вероятно, она сама не отдавала себе отчета в побудительных причинах своего поступка, а только лелеяла вероятную надежду, что сможет таким образом высвободиться из своего теперешнего положения, которое ее не устраивало. В чувстве у нее, собственно, недостатка нет. Когда она читала отрывок из сборника церковных песен, который я ей дал, при словах “И вечным будет наказание” она разразилась сильным плачем. Мои увещевания, видимо, произвели на нее впечатление, поэтому я лелею надежду, что она еще сможет когда-нибудь, когда проснется ее моральное и религиозное чувство, стать годным членом человеческого общества, поскольку у нее нет недостатка в хороших душевных задатках, и она физически и душевно здорова».

К тому же результату приходит Петерсен. Его обследование дает следующие результаты: «Менструация еще не началась, рост тела существенно продвинут, однако больше в длину. Никаких следов рахита. Никогда не была болезненной. Упитана, цветущий цвет лица. Признаки, рано для этого возраста (13 лет), начинающегося периода полового развития: пробиваются волосы на лобке, уже заметное набухание грудей, бедер и наружных половых органов. Ее душевные силы неразвиты, при этом недостаточное возбуждение и большая инертность. Различным образом и в разное время исследовал причины преступлений. На настойчивые вопросы о настоящей причине ее неоднократных попыток поджога я получил ответ, что она и сама не знает. Она совсем об этом не думала. Она тосковала по дому и по школе, у нее была ностальгия. Мать звала ее много раз. Она видела яркий огонь в кровати мальчика-слуги. Она никому не хотела причинить вред. Следов преступных мотивов, злобы, гнева, ненависти, мстительности, злобности, раздражительности ни в чем не было заметно. Частенько также казалось, и особенно в последнее время, как будто она больше не может ясно представить себе состояние, в котором она находилась перед, во время и после преступления. В ночь перед первым поджогом она дважды просыпалась из-за позывов к мочеиспусканию и будила спящую с ней девушку, чтобы пойти вместе, потому что одной в темноте ей было боязно. Утром 23 декабря 1832 г. при пробуждении она думала, ее зовет мать, чтобы она вставала и шла в школу. Она сидела в то утро у колыбели и качала ребенка, была подавлена, и у нее было не так хорошо на душе, как обычно. Мысль устроить пожар возникла тут внезапно. Хозяйка тем временем кормила ребенка грудью, затем она вышла почистить картошку. Потом она снова вошла и ухаживала за ребенком. У девочки был позыв к мочеиспусканию, и она сказала об этом хозяйке. Та разрешила ей выйти. Когда она шла по прихожей, почувствовала дрожь и тянущую боль в бедрах и ногах, потом помочилась. При возвращении она в спешке схватила каминными щипцами горящий уголь, которого в достатке лежало на плите, и быстро, чтобы другие этого не видели, положила в кровать. Она ничем больше не могла себе помочь. Подавленность и страх после этого исчезли. Потом она больше ©б этом не думала и вошла снова, и села за стол есть, и еда ей понравилась. Когда из кровати вспыхнуло яркое пламя, у нее задрожали ноги. Ей стало страшно, что сгорит дом, она пошла за водой. Она с охотой тушила огонь. Вечером подавленность исчезла, когда она заметила, что огонь потух. Она дальше не думала о том, что могло бы случиться большое несчастье, также не знала, что совершила неправедный поступок и зло. Когда она во второй раз устроила пожар, ей ничего не снилось, и казалось, будто первоначально возникшая внезапно при физическом нездоровье мысль устроить пожар теперь же, при полусонной жизни была единственной, которая ее, при своем таком большом безразличии и инертности, еще занимала и которая через это постепенно выросла в навязчивую идею. Она рассказывает: утром, на рассвете 8 января, когда она готовила завтрак, у нее дрожали ноги и на душе было нехорошо. Она все время думала о школе и о своей матери, и также о совершении поджога, чтобы вернуться домой. Также она думала о хозяйке и о том, что та не отпускает ее. Целое утро ее занимала эта мысль, и она тряслась, потому что боялась, что ее раскроют. Первый раз у нее не было этого страха. Она не хотела причинить вред, однако думала, что жильцы могут пострадать, она думала, видимо, загорится, и была рада, когда огонь был погашен.

Это незначительный и, по моему мнению, настоящий результат, к которому я пришел только после многократных, длящихся часами мучительных бесед с М. Б. Она показалась мне во время обследования диковатым, инертным, неосмотрительным и легкомысленным, однако при этом, в сущности, хорошим ребенком».

В своем заключении Петерсен предполагает, что она устроила пожар, без сомнения, в состоянии оцепенения и бессознательного сна наяву, которое вызвано процессами периода развития и ностальгией наряду с однообразной жизнью. Вменяемость им отрицается. О процессах, которые привели к преступлению, он пишет: «Все утро перед преступлением она путала сон с действительностью, думая, что мать действительно ее зовет. В таком сонном состоянии она берет, во власти навязчивой идеи и инстинктивной тяги к поджогам, лежащий под рукой горящий уголь и кладет его в кровать мальчика-слуги, где фантазия ее души показала яркий огонь в сновидении. После этого она чувствует себя освобожденной от внутреннего страха. Вскоре, однако, она чувствует беспокойство о своем поступке, но беспокойство было временным и не оставило следа. Прежнее состояние возвращается, снова она не может сопротивляться тяготению и бросает уголь на сеновал».

По годам и своим душевным качествам она совсем ребенок, но у преступницы сказывается уже начинающийся период полового созревания. Болезненные состояния, кроме времени службы, не упоминаются. Ностальгическое расстройство, очевидно, очень высокой степени, ведущее периодически под влиянием страха к снам и иллюзиям. В таком состоянии страха она первый раз импульсивно устраивает поджог, второй раз, по-видимому, после того, как мысль об этом засела в ее голове дольше, она даже, в отличие от первого преступления, предварительно боялась разоблачения. Важен тип ее высказываний. Она, видимо, сама не имеет представления о мотивах.

Более кратко излагается третий случай Хеттиха; он находится, возможно, на сходной ступени нравственного и интеллектуального развития.

Случай Евы Барбары Ш.

Ева Барбара Ш., 15-ти с тремя четвертями лет, дочь столяра, находилась на момент совершения преступления на рубеже наступающего периода полового созревания и имела болезненный