Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов

власть. Очевидно, «детские» и бояре князей Ростиславичей слишком долго оставались без какой-либо власти вообще, без какой-либо возможности взять своё, чтобы при первом же удобном случае не наброситься на эту власть и не постараться выкачать из неё как можно больше для себя лично и для своего князя. Алчность бояр и «детских» дорого будет стоить братьям. Но князьям приходится отвечать за своих слуг — это входит в непременный перечень княжеских обязанностей. Да и не так уж молоды были Мстислав с Ярополком (вопреки тому, что писал о них летописец), чтобы во всём слушаться бояр и только от них научаться «многому иманию» и «стяжанию».

Своей победой над дядьями братья были обязаны слишком многим: и местному (прежде всего ростовскому) боярству, и своим «детским», и князю Глебу Рязанскому. Теперь, получив власть, им приходилось платить по счетам. А заодно удовлетворять собственные амбиции, компенсируя своё многолетнее пребывание в тени и безвластии, на вторых и третьих ролях в княжеской иерархии.

О том, что творилось тогда в Ростове и Суздале, мы ничего не знаем. О владимирских же делах рассказывает летописец. По его словам, в первый же день своего пребывания на владимирском столе князь. Ярополк отобрал ключи от ризницы «златоверхой» церкви Святой Богородицы, построенной Андреем Боголюбским, и повелел вывезти из неё ценности — золото, серебро и прочую церковную «кузнь», священные книги в драгоценных окладах и даже наиболее богатые иконы. Ещё важнее было то, что князь отнял «городы ея и дани, которые дал церкви той блаженный князь Андрей». В числе прочего, из владимирского Успенского собора была вынесена чудотворная икона Божией Матери — та самая, что была привезена Андреем из Вышгорода. Жители Владимира и всей Владимирской земли давно уже привыкли связывать с ней свои успехи, начиная с победоносного похода на болгар в 1164 году. Теперь же драгоценная святыня была передана рязанскому князю Глебу Ростиславичу — надо полагать, в качестве компенсации за нарушение владимирцами крестного целования, данного на этой иконе несколькими месяцами ранее20.

Со стороны Ярополка это был в высшей степени опрометчивый шаг, более того — шаг, граничащий с кощунством. Во всяком случае, именно так он был истолкован политическими противниками Ростиславичей. Ограбление главного, соборного храма завоёванного города было в обычае того времени. Получалось, что князь Ярополк Ростислава — в нарушение только что заключённого «ряда» с владимирскими «мужами» — отнёсся к городу, в котором ему предстояло княжить, как к чужому, завоёванному им.

Ответом стало возмущение владимирских «мужей». «Мы добровольно князя прияли к себе и крест целовали на всём, — передаёт их слова летописец. — А сии яко не свою волость творят (то есть словно не своей волостью управляют. — А. К.). Словно и не собираются сидеть у нас, грабят: и не только волость всю, но и церкви! А промышляйте, братья!»

Последние слова содержали в себе отнюдь не вопль отчаяния, но вполне ясный призыв, обращённый к другим городам княжества. Владимирцы отправили посольства в Суздаль и Ростов, «являя им свою обиду» и призывая «промышлять», то есть действовать с ними заодно. На словах, свидетельствует летописец, ростовские и суздальские бояре выразили им своё сочувствие, но на деле крепко держались своих князей, то есть Ростиславичей.

Это не остановило владимирских «мужей». На их стороне оказался и сын Боголюбского Юрий (возможно, оставленный своим двоюродным братом Ярополком «блюсти» город). Воспользовавшись отсутствием самого Ярополка, владимирцы отправили посольство в Чернигов — звать на княжение Михалка Юрьевича.

— Ты старее в братьи своей, — передаёт их слова летописец. — Пойди во Владимир! Если что замыслят на нас ростовцы и суздальцы про тя (из-за тебя. — А. К.), то как нам с ними Бог даст и Святая Богородица!

Михалко — несомненно, после совета с братом Всеволодом — ответил согласием. Можно не сомневаться и в том, что их с братом решимость подкреплялась предварительной договорённостью на этот счёт с черниговским Святославом. Не исключено даже, что князь Святослав Всеволодович или его люди как-то повлияли на решение владимирского веча, разжигая недовольство Ярополком. Теперь «добрым» князем оказывался уже не Ростиславич, а Михалко, просидевший во Владимире в осаде семь недель и добровольно покинувший город ради самих владимирцев.

Князь Святослав Всеволодович не только поддержал Юрьевичей и оказал им военную помощь, но и отправил вместе с ними сына Владимира «с полком». Эта помощь была необходима ещё и потому, что Михалко в то время болел. Он, видимо, был вообще слаб здоровьем, а к весне 1175 года болезнь его обострилась. А это, помимо прочего, значило, что на Всеволода и приставленного к нему Владимира Святославича ложится особая, дополнительная нагрузка. Теперь Всеволоду приходилось действовать за двоих — и за себя, и за брата. Всё шло к тому, что именно ему придётся фактически встать во главе войска.

Князья выступили в поход 21 мая, на праздник святых Константина и Елены21. Однако Михалко действительно разболелся. «Болезнь велика», по словам летописца, случилась с ним в самом начале пути, когда войско только-только покинуло Чернигов и находилось примерно в 11 верстах от города, на реке Свинь (или Свиной, как она по-другому называется в летописи)22. Князь не мог даже самостоятельно передвигаться, так что его пришлось нести на носилках «токмо еле жива». Но и с таким предводителем поход продолжился.

Войско следовало в Суздальскую землю привычным путём: через Глухов и землю вятичей. Путь этот вёл к Москве, куда встречать Михалка Юрьевича выехали его сторонники из Владимира. (Примечательно, что, рассказывая об этом, летописец вспомнил и старое название Москвы — Кучков: как видно, в южной Руси оно было в ходу в те времена, когда писалась летопись, и даже употреблялось как главное название города: князья «...идоша... до Кучкова, рекше до Москвы».) Среди встречавших оказался и юный Юрий Андреевич. Это выглядело символично: Ростиславичей обвиняли в первую очередь в нарушении установлений Андрея Боголюбского, в разграблении построенной им Владимирской церкви; присутствие же в войске Юрьевичей Андреева сына призвано было продемонстрировать преемственность теперь уже их будущего курса с Андреевым — по крайней мере в церковных делах. Правда, в Лаврентьевской летописи имени Юрия Андреевича мы не встретим — но это и неудивительно, учитывая дальнейшую судьбу княжича.

К этому времени опомнились, наконец, и Ростиславичи. Узнав о выступлении владимирских «мужей», они стали держать совет с дружиной. Было решено, что Ярополк со своим полком двинется навстречу дядьям, дабы не пропустить Михалка во Владимир. И тут произошло то, что летописец уже привычно назвал новым чудом Владимирской иконы