Адольфо Камински, фальсификатор - Сара Камински

ли подобный человек отвечать за действие всей сети? Налаживать ее? Я в этом сильно сомневался. Честно говоря, он мне показался каким-то легкомысленным, ненадежным. Если б я знал его лучше!

Запомни, дочка, это урок нам всем: не всегда доверяй первому впечатлению. Тогда мне было невдомек, что Даниэль – один из лучших подпольщиков, с которыми мне посчастливилось работать.

Войдя в подъезд, я заглянул в почтовый ящик. Счетов нет. Пришло лишь одно письмо. Этот почерк я узнал бы из тысячи. Закругленные буквы в два-три раза крупнее обычных. Сердце болезненно сжалось. Я поднялся к себе, положил два конверта на столик в прихожей. Один крупный, коричневый, крафтовый, формата А4, от Даниэля. Другой удлиненный, белый, из тонкого картона с фактурой льняной ткани, с маркой и штемпелем США, – от Сары Элизабет. Должно быть, она сама его склеила, скрепив края узким скотчем.

На карниз сел прирученный нами воробей Бискен и недовольно зачирикал, обиженный тем, что про него забыли. Я поспешно вытащил из кармана черствую корку и раскрошил для него. Он поблагодарил меня звонкой трелью. Каждый день прилетал, склевывал угощение, исчезал и вновь появлялся назавтра. Как Сара Элизабет полюбила эту птаху!

Со времени отъезда моей любимой я получил от нее уже четвертое письмо. И ни разу не ответил, не сумел. Предыдущее пришло в гофрированном бланжевом конверте, окрашенном вручную. Десять страниц на папиросной бумаге с рисунками перьевой ручкой, бесконечными отступлениями и замечаниями на полях. Сара Элизабет спрашивала: «Почему ты не отвечаешь? Нашел мне замену? Кто это, если не секрет? Ты начал распродавать вещи? Я уже всем друзьям рассказала о тебе. Не забудь купить на пароходе виски для моего папы. Мы все тебя ждем с нетерпением. Ответь, прошу!»

Что же она мне говорила в новом письме? Увы, мне не хватало мужества прочесть его.

В эти дни передо мной встал ужасный мучительный выбор. Сара Элизабет или алжирцы? Любовь или гражданский долг? Мы с ней всё так хорошо продумали: она уехала первой к своим родным, я остался на несколько месяцев, чтобы уладить всякие формальности, отделаться от собственности, обучить преемника – фотографа, что должен был занять мое место. В Америке меня ждала новая должность, начальник выхлопотал мне место в филиале той же фирмы. Отважусь ли сообщить ей, что никогда не приеду? Я написал массу черновиков, тщетно пытался объяснить причину своего молчания, но силы всякий раз меня покидали, я не решался перебелить ответ и наклеить марку на конверт. Нужно было честно признаться во всем, открыть ей правду, рассказать о моих истинных мотивах, а я лепетал что-то сбивчивое, уклончивое, туманное и ничего, по сути, не прояснял. Нет, так не годится, нужно переписать все заново. Но как? Сара Элизабет ничего не знала о моих политических убеждениях. Едва ли она поняла бы мою позицию, разделила мои представления о долге перед обществом…

Я и не заметил, как Бискен улетел, склевав все крошки до единой. В конце концов я спрятал нераспечатанное письмо в ящик стола, где хранились три предыдущих и мои злосчастные черновики.

Вскрыл поспешно конверт Даниэля. Вынул бельгийское удостоверение личности и водительские права, куда нужно было всего лишь вклеить новые фотографии, изменив имя, дату рождения и профессию. Копировать и заново воссоздавать не требовалось. Давным-давно, когда я только что вступил в Сопротивление, мы вот так же использовали чужие документы, украденные, подаренные или добровольно «потерянные». Ничего сложного, работа для профана. Данные вписаны от руки. Нужно исследовать состав чернил, удалить прежнюю запись и заново заполнить каждую графу. Фотографию отклеить несложно, однако на ее уголке отчетливый выпуклый оттиск печати, поставленной посередине разворота. Гербовая марка наполовину скрыта фотографией, на которой сверху еще одна печать, обычная.

К счастью, все химические реактивы и разноцветные чернила у меня здесь, под рукой, в целости и сохранности. Кислота и металлические пластины для фотогравюры в полном порядке. Чистые вещества не портятся!

Я использовал кусочек сплава металлов моего собственного изобретения, с очень низкой температурой плавления. Накапал им на уголок с выпуклой печатью; он не повредил картон и быстро застыл, запечатлев ее форму. Недостающий фрагмент обычной печати аккуратно восстановил на водостойкой кальке с помощью особых чернил с добавкой глицерина – такие засыхают не сразу. Прижал к кальке бумагу с желатиновым слоем: позитивный образец готов! Обработал фотографию Даниэля. Теперь ее можно вклеивать.

Осталось изменить имя, дату рождения, профессию. Изучил чернила: черный анилиновый краситель, самый обычный. Удаляется кислотой. Нейтрализуется парами аммиака. Я же придумал собственное решение: перманганат калия, то есть марганцовка, и гидросульфит натрия. Прежний владелец удостоверения – электрик. Едва ли Даниэль способен починить проводку. Подберем ему что-нибудь другое. Я поразмыслил и написал: «Коммивояжер». Вылитый! Точно такими же черными анилиновыми чернилами, аккуратным почерком сотрудника мэрии, твердой рукой вписал новые данные. Готово! Я прошел испытание. Изготовил первые поддельные документы для сети Жансона, французов, работавших на Фронт национального освобождения.

Я справился, хотя давным-давно забросил ремесло фальсификатора и в последний раз возвращался к нему лет семь назад, в 1950-м. Участники группы Штерна были осуждены в Израиле как террористы, приговорены к тюремному заключению. Моих друзей разыскивала полиция. Само собой, я помог им вернуться во Францию, снабдив фальшивыми паспортами.

Один-одинешенек в пустой мастерской я придирчиво, вновь и вновь осматривал удостоверение личности и водительские права Даниэля. Неплохо! Я вполне доволен. Не утратил ни навыков, ни сноровки. Выглядят безукоризненно.

9

Франсис Жансон и Даниэль внезапно решили осмотреть мою лабораторию на улице де Жёнёр. Впервые. До этого каждый по отдельности приносил мне список, я встречал их в приемной, забирал конверт и поскорей выпроваживал. Я весьма необщителен. Но тут они «захотели увидеть все собственными глазами».

Нарисую и тебе подробный план. Лаборатория в сто пятьдесят квадратных метров. Длинный коридор. Слева приемная для заказчиков, справа три двери и еще одна напротив входной. Первая дверь вела в темную комнату, где я проявлял пленку. Восемь проявочных бачков в ряд у стены, лотки с проявителем, закрепителем, водой. Множество будильников, помогающих не передержать пленку. Разнообразные термометры. Красные лампы. За следующей дверью – кухня, превращенная в настоящий машинный цех: тут стояло громоздкое оборудование для глянцевания фотографий и смывания химикатов с фотобумаги. В глубине – сердце лаборатории. Окна закрыты наглухо, завешены черным. Освещение красное и зеленое. Четыре фотоувеличителя, для черно-белых и цветных изображений. Несколько обычных столов, в их ящиках образцы документов, отснятый материал, срочные заказы. Шкаф для просушки. Столы со стеклянной столешницей и подсветкой для копирования. Просторные рабочие поверхности. Бумагорезальная машина. Спектрофотометр, всевозможные лупы и микроскопы. Инфракрасные и ультрафиолетовые лампы. Четыре раковины, лотки для отмывания и пропитки,