Александр Хинштейн - Ельцин. Кремль. История болезни

Ознакомительный фрагмент

Если бы достоинства Ельцина ограничивались исключительно театральными акциями, вроде магазинных и автобусных десантов, уже одного этого было достаточно, чтобы выделить его из общего блеклого партийного ареопага. И неважно, что злопыхатели толкуют о популистских приемах и ловле дешевой популярности.

«То он неожиданно являлся на завод, брал руководителя предприятия, вел его в рабочую столовую и там устраивал публичный разнос, выставляя себя в роли радетеля народа, а руководителя в роли изверга, – уничижительно пишет, например, Горбачев. – То садился в автобус или трамвай, заходил в магазины или поликлинику, и на следующий день об этом полнилась слухами вся Москва.

Под восторженные аплодисменты москвичей обещал им в самые короткие сроки решить проблемы жилья, торговли, медицинского и бытового обслуживания. Демонстрировал красочные диаграммы развернувшегося вокруг столицы строительства мясокомбинатов и молокозаводов, способных снять с повестки дня извечный вопрос о дефиците колбасы и кефира. Обо всем этом трубили московская пресса, радио и телевидение».

Бывший генсек считает, что все ельцинские акции были элементарной показухой и популистскими трюками.

А если даже и так. Что мешало ему самому пойти по тому же пути? Или народная любовь Михаилу Сергеевичу не требовалась?

Ерунда! Еще как требовалась! Он тоже объезжал города и веси, раздавал на улицах обещания за обещаниями. В чем же здесь его отличие от шагающего в народ Ельцина? Разве что качеством исполнения. Но так это претензия точно не по адресу.

Разница между Ельциным и Горбачевым заключалась в том, что первый много обещал и хоть что-то, но делал, а второй – исключительно обещал. Первоначальная эйфория, захлестнувшая страну в 1985 году, начала постепенно спадать, рассеиваться как утренний туман. От верховной власти ждали реальных шагов, но вместо этого она продолжала кормить страну обещаниями, а жизнь тем временем становилась все хуже и хуже.

И тут на сцене появляется этот самый свердловский увалень, который ни минуты не сидит на месте, вечно в движении, и главное – пытается что-то делать, да еще и ненавистных партократов крушит налево-направо. Ну как такого не возлюбить?

Тот же Юрий Прокофьев, который станет последним лидером столичных коммунистов, при всей своей нелюбви к Ельцину, и то вынужден признавать:

«У него была цепкая память, он все цифры, фамилии, факты запоминал быстро, держал в памяти, анализировал и всегда этим пользовался. Он не страшился авторитетов. Ельцин не считался с тем, кто и как на это посмотрит “сверху”. Он искал и находил выходы из ситуаций, которые обычным, накатанным путем нельзя было решить».

Менее чем за два года московского княжения Ельцин успел сделать немало. Он начал наводить порядок с распределением жилья, добился прозрачности городского бюджета. На руководящие посты стали приходить люди c нестандартным мышлением, да даже и стандартные вынуждены были подровняться, ибо череда репрессий вселяла в чиновников – не только партийных, но и торговых, коммунальных, городских – настоящий животный ужас.

В микрорайоне Раменки, откуда избрали его депутатом Моссовета, Ельцин сумел построить универсам, поликлинику, школу, детский сад с бассейном.

Целый пласт ельцинских нововведений существуют в столице до сих пор, о чем многие подчас забывают. Это он придумал ярмарки, когда по всему городу, прямо с колес, предприятия и колхозы торговали продуктами напрямую, минуя торговых посредников. (Отчего, понятно, цена только шла вниз.)

Это он развивал сеть магазинов «Диета» – прообраз будущих супермаркетов, которые массово строились по всем московским окраинам. (Полторы тысячи новых магазинов были открыты при Ельцине.) И День города, без которого Москву сегодня просто невозможно представить, тоже целиком его заслуга.

Первый День города столица отпраздновала с широкой помпой 19 сентября 1987 года. На его проведение из московского бюджета были выделены колоссальные деньги, но это того стоило. Праздник – я хорошо это помню – получился грандиозный: с народными гуляниями, скоморохами, повсеместной продажей дефицита и оркестрами в скверах и парках.

Ничего подобного Москва прежде не знала. Праздники официальные – Первомай, 7 ноября, День Победы – неизменно были закованы в панцирь официоза. Какие там скоморохи! Колонны трудящихся, собранных по разнарядке; парад, куда простых смертных не допускали, да массовое распитие спиртных напитков. Пожалуй, лишь День Победы считался всенародным праздником, только под 9 мая большинство москвичей предпочитало отправляться на дачу, к законным шести соткам, дабы не терять редкие выходные. То ли дело – сентябрь!

Но эти торжества оказались для Ельцина первыми и последними. По официальной версии, секретарь МГК так разошелся в погоне за праздничной помпой, что перешел все допустимые рамки приличий. Он – о ужас! – осмелился в одиночку взобраться на трибуну Мавзолея – святая святых! – и приветствовать оттуда колонны радостных москвичей. Этого Горбачев спустить ему не мог.

Честно говоря, такое объяснение кажется мне весьма сомнительным. С каких это пор секретарю МГК единолично позволено распоряжаться мавзолеем? Для того чтобы взойти туда, необходима была как минимум санкция комендатуры Кремля и Девятого управления КГБ – то есть органов, Москве никак не подвластных. Да и просто по определению Политбюро или хотя бы кто-то из руководителей его – тот же Лигачев, например, – не могли не знать о готовящейся акции.

Такое мероприятие даже сегодня, в относительно свободные времена, не так-то легко провести. А уж в 1987 году, когда каждый шаг был жестко регламентирован и без воли ЦК и вздохнуть не позволялось…

Другое дело, что Горбачев мог сначала милостиво позволить Ельцину временно ангажировать мавзолей, а потом – пожалел.

К тому моменту отношения их здорово уже осложнились. Вопреки надеждам генсека и правой руки его, Егора Лигачева, Ельцин так и не стал проводником их идей и замыслов.

Он даже великий лигачевский почин – антиалкогольную кампанию – умудрился… ну не то чтобы просабботировать, но, по крайней мере, особого рьяна не выказал. В отличие от других регионов, в Москве не создали, например, общества трезвенников. А инициативу некоторых районов (Ждановский, Краснопресненский), где полностью запретили продажу спиртного, Ельцин хоть публично и не критиковал, но и не поддерживал.

Это, конечно, можно объяснить не трезвым его умом, а как раз обратным – с зеленым змием Борис Николаевич подружился давно. Только сути это ничуть не меняло. Такая прохладца вызывало в Политбюро раздражение.