Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

– Смелей, мой мальчик! – Гога потрепал меня по щеке, как фюрер гитлерюгенда с фаустпатроном в каком-то кино про войну.

Я выпрямился, улыбнулся с мужественной бесшабашностью и, стараясь не смотреть на Зою, шагнул к краю волнореза.

– А спина-то – жуть кромешная! – ахнула мне вдогонку сердобольная ткачиха.

– По сравнению с тем, что было, это чепуха на постном масле! – успокоил ее Ларик. – Не болит, а только чешется, и кожа клочьями лезет…

– Пошли клочки по закоулочкам… – пробормотал я, глядя на легкую рябь – начиналась полудёнка.

Нырнуть по всем правилам я не решился, опасаясь снова на глазах попутчицы позорно плюхнуться животом. Оставалось прыгнуть «солдатиком», для куража отдав в полете честь. Вода на мгновение пронзила холодом, ноги коснулись дна, я всплыл и протянул руку за маской, лежавшей на краю волнореза.

– Не понадобится, – покачал головой Ихтиандр.

– Почему? – спросил я, сравнивая тонкие Зоины щиколотки с мощными ногами Тамары, казалось, у ткачихи икроножная мышца начинается от самой пятки.

– Потом поймешь. Вдохни под завязку и резко вниз!

Запасаться воздухом «под завязку» Алан научил меня в прошлом году, когда мы ныряли на глубину за меченым рапаном. Хитрость состоит в том, чтобы, набрав воздуха до отказа, затем, «работая животом», как насосом, перекачать запас в нижнюю часть легких, а потом, еще раз глубоко, до боли вздохнув, заполнить освободившееся место. Тогда можно продержаться в воде на минуту дольше. Так я и сделал. Голова чуть закружилась, а в сердце появилось чувство веселого всесилия, и теперь темный вход в лабиринт не пугал меня, а манил, как русая Зоина нагота.

– Если что, не паникуй, – инструктировал сверху вожак. – Только вперед! Запомни, отдышаться можно в кубе, больше нигде. Щель ты сразу увидишь, она светится в темноте. Сначала приди в себя, прокачай легкие, потом просовывай руку! Понял?

– Понял.

– А взрослые знают про это? – нахмурившись, спросила попутчица.

– Поехали! – крикнул наш вожак. – Нервные могут удалиться.

Мимо, задирая голову, чтобы не замочить фиолетовый перманент, проплыла, по-собачьи дрыгая руками, неюная курортница с накрашенными губами, и вода вокруг одуряюще запахла «Красной Москвой». Зачем тетки так сильно душатся перед купанием? Непонятно. Женщины – загадочные существа…

Я еще раз вдохнул под завязку, показал болельщикам большой палец и по возможности красиво ушел на глубину. Без маски подводный мир стал расплывчатым, словно смотришь в бинокль, не покрутив колесико резкости, однако в шевелящихся цветных пятнах легко угадывались обитатели моря. Карасики сначала испуганно метнулись в стороны, но сразу вернулись, разглядывая меня круглыми глазами, точно догадываясь о предстоящем подвиге. Голодные рыбки заинтересовались лоскутками кожи на моей спине, видимо, заманчиво трепетавшими в воде, но я весело отмахнулся от приставучих карагёзов и вообразил, как Алан будет при Зое надевать мне на шею победную клешню.

Вход в лабиринт был довольно широким – почти полметра, но сильно сужался книзу, напоминая перевернутый треугольник, заросший зелеными космами. Я невольно вспомнил дремучий Тамарин пах. Мелькнула странная мыль: если на суше – «лаз», то под водой – «ныр». Запомню!

Чуть повернувшись боком для проходимости, я втиснулся в проем, и шершавый бетон приятно, как пемза, прошелся по зудящей спине. Из щелей, выставив клешни, на меня таращились мелкие крабы. Внизу мелькнул синий хвост большой зеленушки. Отталкиваясь руками от скользких стен, я продвигался вперед, постепенно отдаляясь от «ныра». Видимость становилась все хуже, со дна поднялась потревоженная муть, да и мое туловище тоже заслоняло свет. Повернув налево, я оказался в полной темноте и вскоре нащупал пустое пространство справа.

«Хорошо, что в Черном море не водятся пираньи!» – зачем-то подумал я.

Новый тоннель был еще теснее, приходилось буквально протискиваться вперед, я почувствовал, как по спине, по свежей коже что-то больно царапнуло – то ли острый выступ, то ли кончик выкрошившейся арматуры. От неожиданности у меня изо рта вырвались, булькая, остатки воздуха, и я ощутил в груди сначала тоскливое стеснение, а потом неодолимое желание вдохнуть. Не успев испугаться, я отчаянно толкнулся вперед и вывалился в пронизанное лучами пространство, на самом деле напоминавшее тесный куб. Вода плескалась под самым потолком, где на стыке бетонных блоков виднелся просвет – сантиметров двадцать. Там, снаружи, на расстоянии вытянутой руки, была поверхность волнореза, там ждали ребята, там стояла Зоя, оттуда доносились их приглушенные голоса. Уперевшись коленями в шершавое дно куба, я, втиснув лицо в спасительную щель, отдышался, потом отстранился, скособочился и высунул наружу растопыренную пятерню, осязая мокрой кожей теплое солнце и свежий ветерок.

– Ура! – закричали наверху.

Далее последовал торжественный ритуал. Дважды я прерывал его, чтобы снова запастись воздухом. Самое интересное, что сквозь полметра бетона, несмотря на волнение и дрожь в теле, я безошибочно определял, кто именно в данный момент тискает мою пятерню – Алан, Ларик, Яша, Сиропчик или братья-абхазы. У Томы оказалась крепкая, почти мужская хватка. Наконец я ощутил и задержал подольше теплую, узкую Зоину ладонь, казалось, через ее тонкие пальцы, как в сообщающийся сосуд, в меня вливается дурманящее торжество. Напоследок все испортило рукопожатие Гоги – цепкое, потное, неискреннее…

– Оклемался? – участливо спросил Алан, склоняясь к просвету.

– Вроде бы… – ответил я в щель, как в рупор.

– Ой, какой смешной! – прыснула студентка.

Наверное, если смотреть сверху, мое лицо, сжатое с боков, и в самом деле выглядит нелепо, напоминая узкое губастое рыльце зеленухи.

– Продышись хорошенько! Зарядись под завязку и возвращайся! – приказал наш вожак. – Раз, два, три. Пошел!

Я «зарядился» до боли в груди, оттолкнулся от шершавого пола, с разгона ринулся в тоннель и уже нащупал рукой угол левого поворота, как мне показалось, что проход внезапно сузился. Упираясь руками и ногами, я попытался протиснуться вперед, но почувствовал, как в живот вдавился острый выступ, он, видно, и оцарапал мне спину. Замешкавшись, я отчетливо понял: на оставшуюся часть пути воздуха уже не хватит. Пришлось, пятясь задом, вернуться в куб и снова продышаться.

– Юрастый, ты где там? – услышал я встревоженный голос Алана: по его прикидке я должен был уже вынырнуть из лабиринта.

– Здесь! – ответил я не своим голосом.

– Ты еще в кубе? В чем дело? Давай быстрей, не телись!

Я снова вдохнул под завязку и хотел со второй попытки протолкаться на волю, но, к своему ужасу, обнаружил, что тоннель стал еще уже, впритык: казалось, шершавые, заросшие блоки, наподобие огромных тисков, медленно сближаются, чтобы раздавить меня. От этой глупой и жуткой фантазии я запаниковал, решив, что безнадежно застрял и погибаю – ни туда ни сюда. Содрогнувшись от ужаса, я дернулся, торкнулся и, сдирая на животе кожу,