Выпьемте чаю? - Саша Ирбе

Куда бы ты хотел отправиться вот прямо сейчас? Может, на Марс? Или в соседний магазин за мороженым? Или в какой-нибудь интересный город?

– Я никуда не хочу. Мне хорошо дома! Не люблю постоянно куда-то бежать непонятно зачем.

– Как – зачем?.. За новыми впечатлениями.

– У меня развитое воображение. Мое счастье от смены мест не зависит.

А куда бы хотели вы? В кино… на море… в постель к любимому человеку? А может быть, в 2015-й? Или в 2005-й? Почему никто не хочет в будущее? К примеру, в 2045-й?

Поступок

Поезд

Ей было за сорок. В ее паспорте располагалось несколько штампов: брак… развод… брак… развод… брак… смены прописки: один город… другой… третий… На руках яркими вишневыми пятнами в полутемном купе блестел лак и будто подсвечивались ее упругие, упрятанные в черный капрон ноги. Мужчина напротив смотрел вопросительно и с призывом.

«Нет! – думала про себя женщина. – Нет! Только не сегодня!.. Когда он так на меня смотрит, я чувствую себя котлетой на сковородке или колбасой, которую хотят проглотить, даже не поинтересовавшись ее сортом и этикеткой. Какая уж тут женщина? Какая богиня? Наверное, он никогда и не думал, что я – богиня?» – грустно рассуждала она, ставя на зарядку телефон и доставая нужные для сна вещи. «По его мнению, молодость прошла, а вместе с ней и романтика и утонченные чувства. Но как ошибаются мужчины, думая, что во взрослой все это – лишь мишура. Без романтики теряется что-то главное. То, что наполняло легкостью и, может быть, счастьем».

Мужчина несколько раз то нервно, то нарочито вздохнул. Потом достал фляжку с коньяком, сделал несколько глотков и вышел.

Женщина быстро сняла колготки, молниеносно надела пижаму и, закутавшись в одеяло с головой, выключила свет над своей полкой: «Как жаль, что мы едем в СВ, сложно сослаться на соседей, – продолжала она поток незатухающих мыслей. – Ну да ладно. Сегодня я хочу выспаться. Так, чтобы завтра быть красивой и свежей».

Дверь медленно отъехала в сторону.

– Спишь? – раздался тихий и заботливый мужской голос.

Она не ответила, потому что ответ заведомо бы означал, что не спит, и лишь покрепче уткнулась носом в подушку. Мужчина еще раз достал фляжку с коньяком. Это стало ясно по противному скрежету отвинчивающейся крышки. Теперь она уже слышала, что глоток был долгим, а дальше раздалось довольное «Кх!» Через несколько минут свет окончательно погас, и с его полки раздались трели ненавистного для нее храпа.

Женщина педантично посчитала про себя до ста овец: «Не уснуть!» Тихо, как только могла, встала. Накинула на пижаму плащ, который было легче всего достать, решив, что он сможет сойти и за платье, взяла кетч, вышла.

Через несколько минут она уже сидела за покрытым бордовой скатертью столиком, рядом с украшенным белой пелеринкой окном. Она ехала с мужем в тот маленький и позабытый ею город, в котором не была уже несколько лет, но ей казалось, что вечность. Ехала на очередную годовщину смерти своей бабушки, на похоронах которой побывать не смогла. Жизнь тогда неслась и кружилась так, что вырвать из нее хотя бы парочку дней казалось почти невозможным. Но многое с той поры изменилось. И не разум, а сердце попросилось поехать.

Вспоминались ей летние дни, когда они с бабушкой вместе собирали клубнику на пышных, лоснящихся от июньской жары грядках. Бабушка запрещала есть клубнику с куста; и оттого женщина даже сейчас ощущала во рту этот сладковатый и землистый привкус втайне съеденных от бабушки ягод. Вспомнились и головастики, которых они с бабушкой вылавливали из канавы сачком по весне, приносили домой, а потом снова отпускали в ближайшую лужу.

Внезапно вспомнилось ей и то, как она выдумывала для бабушки истории про дедушкины измены. Когда женщине было лет шесть, а может быть, восемь, она любила ходить к нему на работу. Трудился он сторожем на каком-то странном (как ей теперь казалось), никогда не работавшем заводе. Бабушка спрашивала: «Ну что? Как там у него дела? Может, затем и работает, что баб водит?» И женщина, бывшая тогда еще девочкой, зачем-то лгала: «Водит. Ходит белобрысая там одна. Я видела, как они целовались». Теперь ей даже сложно было представить, зачем она делала так. Но время оставляет слишком много вопросов.

У бабушки были густые рыжие волосы, всегда тщательно выкрашенные хной и собранные вокруг головы в строгую объемную косу, круглое лицо и длинные, тонкие ноги. «Наверное, ей было тогда пятьдесят или пятьдесят пять. – рассуждала ностальгирующая в одиночестве пассажирка. – И бабушка вовсе тогда не была стара, но мне почему-то казалась старой».

Пока женщина попивала душистый имбирный чай и отламывала ложечкой маленькие кусочки чизкейка, поезд все набирал и набирал скорость, точно пролистывая перед ней – быстрее и быстрее – давно позабывшуюся фотопленку с кадрами детства. Теперь ей уже вспоминалась собака, которая бегала за ней по двору, черная, с большими ушами. Как собака стремилась поставить ей лапы на плечи, и как где-то, точно в глубоком и надолго забытом сне, раздавались голоса отгонявших ее взрослых. Кажется, отгоняли ее палкой, кажется, дедушка, но теперь это было сложно припомнить. Возвращалось только ощущение радости от встречи с игриво прыгающим и не очень понятным ей существом.

– Через десять минут мы закрываемся, – раздалось где-то рядом. – У вас наличные или карта?

– Карта, – машинально отпарировала она, и рядом с ее ухом зазвучал стук клавиш по терминалу.

Точно в тумане поднявшись из-за покрытого бордовой скатертью стола, она направилась к купе. Все ее сознание еще было там, в детстве.

Город

Серый перрон, покрытый остатками луж. Зеленоватый вокзал с висящими посередине часами. Неспешные прохожие. Тихие и уставшие лица. Маленький пятачок с машинами возле станции, где пара водителей лениво покуривает, будто не замечая пришедший поезд. Так встретил их город, в который женщина с подножки поезда соступала, будто приехала в него из параллельной вселенной.

– Вы не беспокойтесь, я на своей, – почему-то стесняясь новоприбывших, говорил им ее отец в уже довольно потрепанной вельветовой куртке, но с сияющим от счастья лицом. – У нас сегодня хорошо. Погода отличная. Два дня дождь лил такой, что я даже в огород вчера не поехал. А мать дома осталась. Пирогов напекла. Голова у нее болит сегодня. Очень часто стала болеть голова.

Новоприбывшие отвечали на все это односложными фразами, тоже немного растерявшись в непривычной для