Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

Рейнской области, назначенного на конец месяца{20}. В тот же день наш герой вернулся в Лондон и вручил предварительный ответ Идену, поведав тому о глубоком разочаровании Гитлера и о своих усилиях по спасению переговорного процесса. Судя по записи британского министра, говорил в основном гость, успевший затронуть множество тем, включая свое понимание суверенитета и предстоящие выборы во Франции, в преддверии которых политики способны на любые необдуманные заявления{21}.

На следующий день они встретились снова. Иден изложил позицию правительства Его Величества, не считавшего Локарнские соглашения «мертвыми» и не отказывавшегося от договоренностей с Францией, в том числе военного характера. Наибольшее негодование гостя (составившего о беседе подробный отчет) вызвало известие о предстоящих переговорах представителей британского, французского и бельгийского Генеральных штабов{22}. Уже после первой беседы он сказал «золотому перу» ротермировской прессы и своему давнему знакомому Уорду Прайсу, что «германский народ больше не потерпит версальского духа», основанного на разделении европейских народов на «завоевателей и завоеванных»{23}. 26 марта Иден произнес речь в Палате общин, из которой стало ясно, что уступок не будет{24}. На следующий день Риббентроп улетел домой на персональном Ju.52 с литерами AMYY.

Двадцать девятого марта в Германии прошли выборы в «Рейхстаг свободы и мира» и плебисцит по вопросу о ремилитаризации Рейнской области, причем 98,8 процента избирателей одобрили политику фюрера. 31 марта Гитлер обнародовал окончательный вариант «мирного плана», который 1 апреля Риббентроп передал Идену и Галифаксу{25}. Министры ограничились уточняющими вопросами, а на следующий день перешли к оценкам и выводам. Иден назвал документ «чрезвычайно важным и заслуживающим тщательного изучения», заявив, что понимает позицию Берлина и «трудность нынешней политической ситуации». Согласия с предложениями это не означало, но Риббентроп дал понять, что дальнейший торг невозможен и что план Гитлера может быть или полностью принят, или полностью отвергнут (как некогда — его собственный ассортимент вин и коньяков!). Год назад, при подготовке морского соглашения, игра ва-банк принесла ему успех. Сейчас Иден не ответил ни да, ни нет, что было равнозначно отказу. 6 мая Фиппс вручил Нейрату вопросник с целью конкретизировать «мирный план»{26}. Гитлер счел его издевательством и велел не отвечать. Эпоха Локарно закончилась. Чтобы подвести итог, Германская академия политических наук и Институт международных отношений выпустили том под названием «Локарно» с предисловием Риббентропа, датированным 19 мая. Книга была оперативно издана на английском языке — отпечатана в Германии, но под маркой известной лондонской фирмы. Это самое полное собрание официальных документов и заявлений всех заинтересованных сторон по данному вопросу до сих пор сохраняет большую ценность.

«С ликвидацией демилитаризованной зоны и устранением одной из несправедливостей Версальского договора последний не мог долго существовать. Было бы лучше без дальнейшей канители реконструировать его на основе предложений, выдвинутых на этот случай германским канцлером. […] Захват этой зоны по своим последствиям был самым решающим инцидентом за все годы, прошедшие между двумя войнами», — констатировал в 1940 году В. М. Джордан{27}.

2

Сообщая в Берлин о не слишком утешительных результатах переговоров, Риббентроп добавил, что намерен задействовать своих влиятельных друзей, чтобы изменить общественное мнение Великобритании в благоприятную для Германии сторону.

Не буду утомлять читателя перечнем имен и титулов тех, на кого он рассчитывал, ограничившись наиболее ярким примером Чарлза 7-го маркиза Лондондерри и его супруги Эдит. О них почти не вспоминали, пока в 2005 году британский историк Й. Кершоу не выпустил книгу «Друживший с Гитлером. Лорд Лондондерри, нацисты и путь к войне», отличающуюся не только знанием архивных материалов, но и явно агитпроповским тоном, который почти исчез из европейской историографии в 1970–1980-е годы{28}. Знатный и богатый лорд Лондондерри считал, что власть должна принадлежать ему по праву рождения, и недоумевал, почему другие думают иначе. Несмотря на положение и родственные связи, он только к пятидесяти годам попал в правительство (и то не в ранге министра), а к пятидесяти четырем получил вожделенный пост министра авиации. Четыре года его пребывания в должности современники оценивали отрицательно (историки более снисходительны), поэтому при смене кабинета в июне 1935 года он был перемещен на «церемониальный» пост лорда — хранителя печати, а к концу года потерял и его. Виновником опалы лорд считал премьера Стэнли Болдуина. Способности Лондондерри расходились с его амбициями, но это не означает, что империей правили одни таланты. Того же Болдуина лорд Керзон назвал «человеком исключительной незначительности»… и едва ли сильно ошибся.

Риббентроп познакомился с четой Лондондерри в ноябре 1934 года на одном из пышных балов в их лондонском доме. Там царила леди Лондондерри — не менее амбициозная, чем муж, но, по общему мнению, более умная, волевая и целеустремленная. Ее ценил премьер Макдональд, и назначение мужа министром столичный свет относил, прежде всего, на счет этой дружбы. Консерватор и антикоммунист, лорд присматривался к Третьему рейху еще будучи членом правительства, но впервые побывал там только в феврале 1936 года на зимних Олимпийских играх в Гармиш-Партенкирхене. Инициатором визита стало «Бюро Риббентропа», но гостя сразу же взял под опеку Геринг. Лондондерри поддерживали дружеские отношения с обоими, но леди предпочитала будущего рейхсмаршала, которого в письмах называла «Зигфридом». 2 февраля Риббентроп дал в Далеме банкет в честь гостя, 4 февраля его приняли Гитлер и Нейрат. Лондондерри уехал из Германии счастливым не только от того, что увидел, но и из-за того, как к нему там отнеслись. 21 февраля он благодарил Риббентропа велеречивым письмом, которое счел нужным предать гласности{29}. 3 апреля он чествовал Риббентропа в Лондоне, однако утверждения, что они при этом называли друг друга по имени, то есть были на «ты», вызывают сомнения. Наконец вечером 29 мая Риббентроп на личном самолете прилетел в Северную Ирландию, где располагалось поместье Лондондерри…

Но между этими датами произошло несколько важных событий. 9 апреля Риббентроп отправился домой. Проводив его в аэропорт и вернувшись в посольство, Хёш с облегчением произнес: «Слава Богу, болван улетел» — и набросал для Нейрата краткий отчет о их последней беседе и рано лег спать, сославшись на нездоровье. На следующее утро он скоропостижно скончался от сердечного приступа. По Лондону немедленно поползли слухи, что посол то ли покончил с собой, то ли его убили гестаповцы с помощью отравленной зубной пасты{30}. Любители сенсаций вспоминают об этом и сегодня, хотя толки о насильственной смерти Хёша опровергли пресс-секретарь посольства Фриц Хессе (он же — глава лондонского бюро официального Германского информационного агентства DNB), военный атташе барон Лео Гейр фон Швеппенбург и даже перебежчик Вольфганг цу Путлиц{31}. Поверенным в делах стал советник князь Отто фон Бисмарк-Шёнхаузен, внук и тезка «железного канцлера». Возможными преемниками молва называла посланника в Вене Франца фон Папена, посланника в