Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

внешностью, зато достался приятный голос, и она вынуждена работать за кадром. Башашкин говорит, у певцов это называется «рожа для радио».

– Заенька, откуда ты знаешь Рембо? – спросил отчим. – Его нет в программе.

– Моя репетиторша на нем помешана, – улыбнулась девушка-паж.

– А я думала, она помешана только на чужих мужьях! – скривилась мамаша. – Ты-то сам откуда про Рембо нахватался?

– Вили, это мнительность… – приобнял жену электронщик.

Когда на ощупь одолевали скособоченные ступени очередной лестницы, мы с Тамарой немного отстали, она, воспользовавшись этим, склонилась ко мне так, что я ощутил ее спортивный запах, и тихо спросила:

– Ты Гогу увидишь?

– Возможно.

– Передай ему от меня привет.

– И всё?

– Хватит пока…

35. Русалки-беструсалки

На перекрестке мы остановились. Вправо уходила глухая, без скамеек, аллея, упиравшаяся в неохватный эвкалипт. За деревом виднелась крыша приземистой бильярдной, напоминавшей пункт приема посуды. Где-то там притаились мои друзья-злоумышленники, а я не могу даже намекнуть Аникину о грозящей опасности. До трехэтажного жилого корпуса с колоннами и большими лоджиями, облюбованными курильщиками, оставалось метров сто.

– Вон наш балкон! – показала Зоя.

– Ну, дорогие дамы, надеюсь вы не будете возражать, если дальше вас проводит Юрастый – знаток Рембо, будущий архитектор и боксер. Если местные башибузуки захотят вас похитить, он всех уложит! Уложишь?

– Угу, – кивнул я, изнывая от неисполнимого желания рассказать ему о засаде.

– Я рад, Зайка, что у тебя наконец появились нормальные друзья, а то липнет черт знает кто! Ну что за мания у девочек из хороших семей путаться с разной швалью?

– Миша, не сгущай! – строго попросила мамаша. – Девочка сделала правильные выводы и впредь будет осторожна.

– Надеюсь! Юрастый, вверяю тебе судьбу трех прекрасных дам, а сам пойду на сон грядущий шары покатаю… Не будь большой науки, я подался бы в маркёры. Чтоб ты знал, я первый кий НИИ электроники!

– Кто б сомневался… – проворчала Вили.

– Ну-с, пожелайте мне от борта в лузу! – Он сунул руку в карманы джинсов. – Вот черт, деньги в ветровке забыл! Вилена Дмитриевна, не выручишь нищего супруга?

– Придется… – Она поджала губы.

Точно так же ведет себя тетя Валя, когда Башашкин за картами занимает у нее мелочь, ведь разменивать бумажки во время игры – дурная примета, можно перебить удачу. Нельзя еще переставлять или сдвигать стул, на котором сидишь, и пить пиво: оно притупляет бдительность. Коньяк можно, он обостряет мысль.

Врачиха достала из сумочки кошелек, долго выбирала бумажку поплоше и наконец, безутешно вздохнув, протянула трешку. Михмат, чтобы сгладить неловкость, сунул не глядя купюру в нагрудный карманчик, картинно приложил ладонь к сердцу и заметил, мудро улыбнувшись:

– Ну, ничего, скоро все эти крохоборства закончатся.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась жена.

– Канитель с дензнаками.

– Да, при коммунизме денег вообще не будет, – солидно подтвердил я.

– Юрастый, ты веришь в коммунизм? – засмеялась Зоя и похлопала меня по плечу. – Ой, извини! Не больно?

– Нет… прошло… совсем…

– Заенька, не стоит обсуждать мутные перспективы светлого будущего, тем более что среди нас ударник коммунистического труда.

– Вы? – Я с уважением посмотрел на Аникина.

– Ну, нет, научный сотрудник по определению не может быть ударником. В лучшем случае – лауреатом квартальной премии. Это прерогатива гегемона. Речь о нашей замечательной Томе.

– Правда? – удивился я. – Не шутка?

– Нет… да… – смутилась она. – А что?

– Тамара Степановна – маяк пятилетки! – вдохновенно продолжал очкарик. – Работает сразу на нескольких станках, передовик производства и, между прочим, приехала сюда по бесплатной путевке завкома. Я не ошибся, о передовейшая из передовых?

– Ага… Я до последнего не верила, что дадут.

– Впрочем, ударник коммунистического труда живет здесь, на юге, скромно, в четырехместном номере с тремя соседками, а вот слуги народа, – он картинно указал в сторону Госдачи, светившейся затейливыми огнями, – в трехкомнатных люксах с горничными. Но это, как говорится, гримасы роста и родимые пятна волюнтаризма.

– Миша, давай не будем при детях! – насупилась врачиха.

– А если будем, то давай! – завелся он. – Поговорим о горизонтах коммунизма. Напомню, горизонт – это воображаемая линия, где якобы сходится небо с землей. Во-о-бра-жа-е-ма-я! Потому что они никогда не сойдутся, и рая на земле ждать не стоит, хотя вполне приличную жизнь без дефицитов построить можно даже при социализме. Вот Вилена Дмитриевна сподобилась съездить в ГДР по служебной надобности. Вили, сколько ты насчитала сортов колбасы в обычном дрезденском гастрономе?

– Девятнадцать.

– Недурственно. А видела ли ты хоть одну очередь за разливным пивом?

– Нет.

– Вот, пожалуйста! И это у наших младших соседей по соцлагерю, тоже, кстати, сильно пострадавших от войны! Но мы отклонились от темы нашего коллоквиума. Вынужден вас огорчить, мой юный друг, деньги, как всеобщий эквивалент, останутся и в светлом будущем. Но в каком виде?

– В каком? – заинтересовалась Тамара.

– Представьте себе, коллеги, ни бумажных, ни металлических денег не будет. Зато каждому человеку, работающему или отдыхающему на пенсии, выдадут что-то вроде вот такого приспособления… – Он достал из нагрудного кармашка двухцветную пластмассовую ручку. – В этой штучке и будут храниться ваши сбережения, как в кошельке, но в виде, допустим, меченых молекул. Приходишь в день получки к бухгалтеру, тычешь штекер в гнездо, нажимаешь синюю кнопку и получаешь свои кровные – зарплату или пенсию. Их туда тебе закачивают, как пасту в стержень. Ясно?

– Ясно, – неуверенно кивнула ударница.

– Потом идешь, допустим, в гастроном, берешь колбаски, сырку, бутылочку вина, тортик… Кассир выбивает, скажем, четыре рубля восемьдесят пять копеек, а ты вставляешь свой прибор в штатное отверстие кассового аппарата и нажимаешь на… – Для наглядности электронщик, воткнув ручку в сжатый кулак, надавил красную пипку. – И у тебя откачивают четыреста восемьдесят пять меченых молекул. Вот такая будет замечательная жизнь, дорогие товарищи!

– Что за чушь! – поморщилась жена.

– Здорово! – Зоя смотрела на отчима с восхищением.

– А если потеряешь прибор или его украдут? – спросила осторожная Тамара.

– Ну, от ротозейства никакой прогресс не страхует. Впрочем, систему можно усложнить так, чтобы она срабатывала, если ты приложишь к датчику правый указательный палец. Папиллярные узоры, мадемуазель, в отличие от невинности, потерять невозможно…

– Михаил Матвеевич! – рассердилась Вилена Дмитриевна.

– Но ведь кто-то может незаконно закачать туда мириад молекул и покупать потом все, что понравится.

– Мириад, Юрастый, это всего-навсего десять тысяч. Два «москвича». Ты, наверное, имел в виду миллиард? Да, не исключены и такие эксцессы. Увы, фальшивомонетчики будут всегда. Ничего не поделаешь. Человек – существо плутоватое. Для этого существует и будет существовать уголовный кодекс, а также принудительный труд в местах не столь отдаленных. Например, на Марсе.

– Принудительный труд при коммунизме? – усмехнулась студентка, явно не впервые слышавшая