Эйнштейн во времени и пространстве. Жизнь в 99 частицах - Сэмюел Грейдон

быть самим собой. Лучше пусть все идет к черту. Если ты находишь меня столь неэстетичным, поищи себе друга, больше соответствующего дамскому вкусу. Я же по‐прежнему ничего такого делать не буду. Несомненно, это имеет то преимущество, что многочисленные “пижоны” оставят меня в покое и перестанут являться ко мне домой.

Итак, грязно сквернословя, целую ручку с предусмотренного правилами гигиены расстояния.

Твой действительно немытый

Альберт[179].

34

“Ятвердо решил, что, когда придет мой час, я отправлюсь к праотцам, не слишком полагаясь на врачей, а до тех пор я намерен грешить, как того желает мое порочное сердце, – писал Эйнштейн Эльзе в 1913 году. – Диета: дымить как паровоз, работать как лошадь, есть все без разбора и не задумываясь, гулять только в действительно приятной компании, да и то редко… спать когда придется”[180].

Эйнштейн подтрунивал над Эльзой: заботясь о нем, она не скупилась на полезные советы. Возможно, это была лишь шутка, однако всю жизнь Эйнштейн жил именно по этим правилам. Дымил он постоянно. Курил сигары – самые толстые и самые длинные, какие только мог найти, но предпочитал трубку. Он верил, что курение трубки каким‐то образом способствует “более трезвой и объективной оценке дел человеческих”[181]. В 1950 году именно такую запись оставил Эйнштейн, когда его приняли в монреальский клуб курильщиков трубки, и он стал его пожизненным членом.

Трубка была инструментом, который “приводил в действие” его мозг и помогал ему думать во время работы. Одна из трубок Эйнштейна – прогоревшая простая старая трубка из шиповника – сейчас хранится в Национальном музее американской истории. В экспозиции, посвященной современной физике, этот экспонат привлекает наибольшее внимание.

Надо сказать, что Эйнштейн никогда не бросал курить надолго. В ответ на очередное замечание Эльзы о том, насколько это вредно для его здоровья, он заключил с ней пари, что сможет обойтись без трубки со Дня благодарения до Нового года. Пари он выиграл, но утром первого января встал на рассвете и весь день не выпускал трубку изо рта, только чуть сдвигая ее в сторону, чтобы поесть.

Эйнштейн предпочитал табак марки Revelation, но мог курить практически все что угодно. В конце жизни, когда врач в очередной раз запретил ему курить, Эйнштейн изменил привычный маршрут, по которому ходил на работу. Обычно он шел через зеленый скошенный луг, но затем он понял: на улице можно найти недокуренную сигару или окурок сигареты и поднять, чтобы набить этим табаком трубку. Эйнштейн не хотел обижать доктора, открыто покупая табак. Он продолжал курить подобранные окурки[182] до тех пор, пока один из друзей не согласился регулярно снабжать его табаком. Эйнштейн считал себя вправе нарушить табу, если формально табак был не его.

35

Отношения Эйнштейна и Марич уже давно дали трещину, а переезд в Берлин в апреле 1914 года не оставил от их брака камня на камне. Марич была несчастна, а Эйнштейн рассматривал семью только как обременение, отвлекающее его от работы. Он был влюблен в свою двоюродную сестру, у Милевы тоже был по крайней мере один роман.

Не прошло и двух месяцев после переезда на новую квартиру, как она забрала мальчиков и переехала к одному из их друзей. Правда, Милева все еще надеялась, что отношения с мужем возможно наладить. Вскоре Эйнштейн отправил Марич ультимативную записку, где сформулировал условия, при которых они могут продолжить жить вместе. Без всякого вступления он потребовал:

A. Ты должна гарантировать, что:

1. Моя одежда и белье будут в полном порядке.

2. Трижды в день, регулярно еда будет доставляться ко мне в комнату.

3. Моя спальня и мой кабинет будут содержаться в чистоте, а мой письменный стол останется только в моем ведении.

B. Ты должна прервать все личные отношения со мной, кроме тех, которые необходимо поддерживать, живя в обществе. В частности, ты не должна претендовать на то, что я:

1. Буду проводить время дома.

2. Буду появляться с тобой в свете или куда‐то ездить.

C. В отношениях со мной ты обязана:

1. Не ждать проявления интимных чувств, ни в чем не упрекать меня.

2. Прекратить разговор со мной, если я того потребую.

3. Немедленно и без возражений покинуть мою спальню или мой кабинет, если я того потребую.

D. Ни словом, ни делом не очернять меня перед детьми.

В конце была горькая и слегка смущенная приписка:

Иди своим путем, позволь себе нарушить супружескую верность. Мне это действительно безразлично. Читай письмо медленно. Это пойдет тебе на пользу. Прочти его и своим родственникам. Они ничего изменить не могут[183].

Затем следовал постскриптум для Ганса Альберта: “После приезда в Берлин ты совершенно обленился”.

Когда Марич согласилась на требования Эйнштейна, он отправил ей еще одно письмо – хотел убедиться, что ей “все абсолютно ясно”[184].

Я готов вернуться в нашу квартиру, поскольку не хочу терять детей и не хочу, чтобы они потеряли меня, – и только по этой причине. После всего, что произошло, говорить о дружеских отношениях между нами не приходится. Мы должны оставаться лояльными друг к другу, а наши отношения должны стать сугубо деловыми; личное будет сведено до минимума. Со своей стороны я обещаю вести себя подобающим образом, как вел бы себя по отношению к любой посторонней женщине. На это моего доверия к тебе хватает, но только на это. Если для тебя невозможно продолжать жить вместе на таких условиях, я смирюсь с необходимостью развода.

24 июля 1914 года они встретились, чтобы оформить договор о раздельном проживании. Эйнштейн согласился выплачивать Милеве примерно половину своего жалования и не требовать развода. В следующую среду Милева с мальчиками покинула Берлин и переехала в Цюрих. Они уезжали утренним поездом. Эйнштейн провожал их, и это был один из тех редких случаев, когда он плакал. На самом деле он проплакал весь день и весь вечер. Ему трудно было вообразить жизнь вдали от сыновей – подобная перспектива ужасала его.

“Я был бы настоящим монстром, чувствуй я себя иначе”[185], – написал он.

36

Уфилософа и математика Бертрана Рассела был невероятно широкий круг знакомых: он встречался практически со всеми известными людьми конца XIX и первой половины XX века. Редко для кого у него нашлось доброе слово.

Например,