Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин

А лейтенанта я видел после войны. Когда мы приехали в Новочеркасск и нас отправили в командировку в Ростов, штаб военного округа, а меня взяли в охрану к офицеру. Пришли в штаб, народ пропуска заказывают, вдруг я вижу своего лейтенанта в зэковской одежде: телогрейка ватная, штаны, треух. Мы друг друга узнали – обнялись, он заплакал… Под амнистию он попал. Сидел, говорит, вместе с боярами в Молдавии где-то. А война окончилась – амнистировали его. Он приехал, чтоб документы взять, что он служил. Я ему отдал все деньги, что у меня были, продукты, еще и у ребят попросил. Обнялись! Вот таких случаев как раз очень много было.

Теперь вот что еще: я под Будапештом видел офицерский штрафбат, причем я даже не знал, что они существуют. Раньше я не знал, что офицеры были в батальонах, а рядовые и сержанты в ротах. А никто не знал. Ходили слухи, что у нас в казачьем корпусе есть даже свой штрафной эскадрон где-то. Не знаю, правда или нет, но говорили. Дело было так. Наша часть куда-то перебрасывалась, на каком-то рывке мы остановились на дневку. Тут движутся беспрерывно наши колонны. И вдруг мы видим, колонна идет странная – без погон, в шинелях. Ну, идут и идут. Двое зашли к нам, спросили воды – мы им дали воды и закурить. Один из них распахивает шинель, а у него вся грудь в орденах, офицерский китель. Мы, конечно, спросили: «Что такое это? Откуда вы?» А он: «Офицерский штрафбатальон».

После казаха (уже и не помню, ранили его где-то, что ли) прислали мне вторым номером парня по фамилии Рудь, про которого я рассказывал, он тоже был в штрафбате. Я не слышал никогда, чтоб в штрафники кто-то попал по случайности или невинности. Это раз! Во-вторых, собственно, какая разница, ведь, по логике вещей, чтоб быть на той войне и жить там, как-то существовать, ты ж не будешь трястись каждый день за свою душу, что тебя убьют. Так жить невозможно! А возможно жить так – нужно рассуждать: «А почему ты лучше тех, кого уже убили?» То есть большинство из нас не думало вообще, что останутся живы. Вот я трижды раненный, причем я был в элитных войсках – мы не шли на танки, долговременные укрепления, это пехота прорывала, она ложилась там. А теперь вопрос: а какая разница со штрафбатом? Скорее убьют, а тут, может, попозже! Случалось, с нами рядом был штрафбатальон. Но чтобы были такие издевательства со стороны НКВД? Там вообще НКВД не было! Это территориальный орган внутренних дел. СМЕРШ – контрразведка внутри войск, а НКВД – это территориальные органы. Они не вмешивались в армейские дела. Поэтому, когда показывают вот эти фуражки и что в штрафбате там было НКВД – это чушь!

Еще случай. Это было в Венгрии, у нашего командира эскадрона ранило легко лошадь, и у него самого было недомогание. Нас куда-то перебрасывали, и наша часть ушла, а мы двигались, человек десять, а он ехал на тачанке. У него что-то с ногой было. Лошадь его хромала, я ее вел, она переела. Когда лошадь переест, она может даже садиться на задние ноги. Двигались мы ночью, но мы знали точно, где остановится наш эскадрон на ночь, и уже перед утром вступили в это село. А лошадь эта плохо очень шла в поводу и отставала, и я отставал. Подъехали к селу, они вперед ускакали, а меня бросили. Я еду потихоньку, проезжаю где-то посередине села, и маленькая площадь впереди, и меня останавливает пограничный патруль – двое сержантов. Вид у меня, вообще-то надо сказать, был полумахновский – две лошади, шинель нараспашку, сзади автомат, пистолет, заткнутый за пояс, и две гранаты. Я остановился, предъявил документы. Сержант с фонариком светит и смотрит: «А где у вас паспорта на лошадей?» Я на него смотрю: «Слушай, ты откуда свалился? Какие паспорта? У меня сегодня одна, а завтра другая! Кто их там выпишет, эти паспорта?!» – «А где у вас оружие? Не записано в красноармейской книжке! Пистолет и автомат не записаны». – «Слушай, сержант, ты вот пойди и узнай, почему и что!» А он мне: «Следуйте за мной!» Я с места не двигаюсь и говорю: «Слушай, сержант, наша часть где-то здесь остановилась, я только не знаю, на какой улице, поедем? Если я вас интересую как человек – выясните по-человечески, как положено! А если ты хочешь отобрать у меня лошадей и оружие, у тебя ничего не выйдет!»

Справки о благодарности

В это время меня ребята спохватились. При эскадроне было отделение управления, там были связисты, два снайпера. Ребята кинулись – а меня нет! Они назад, а в это время мы стоим втроем на дороге. Командир отделения был татарин, здоровый такой, в бурке, погоны закрыты. Он подъезжает и говорит: «Ты чего, Ефремов?» Я: «Да вот, товарищ капитан (а он сержант), задержали меня пограничники, говорят, что я – подозрительный человек». – «Да плюнь на них, поехали!» – «Да я бы и плюнул, но он документы-то забрал!» – «Кто?» – «Вот сержант!» Как он этого сержанта плеткой ударит! «Отдай документы! Зарублю!» Тот отдает мне документы, и мы поехали. Татарин повернулся к ним и говорит: «Если захотите нас найти – мы на вот этой улице стоим!» И сколько бы их там ни было – этих пограничников, – они потом не пришли, потому что знали: если бы они пришли, то было бы им худо. Вот такой пример того, что мы не боялись их. А пограничники были, они часто выполняли функцию заслона. Это когда говорят, что сзади ставили пулеметы, чтоб мы не отступали, – заградотряды.

Вот случай был, когда мы попали под один такой заградотряд. Как ни странно, в Венгрии, где озеро Балатон, немцы предприняли контрнаступление, и мы попали в эту кашу – наш эскадрон смяли. Были мы пешими, в обороне, мы кинулись бежать, ничего не поймем, вот-вот Будапешт упадет – и вдруг… Добегаем до оросительного канала, который шел с Балатона или с Дуная, через канал мост, а канал – метров 15–20. И на мосту заградотряд – пара пулеметов, человек десять, приказывают нам всем ложиться вдоль канала, не переходя. Это глупо, но что ж делать, а в это время налет немецких самолетов на этот мост – нас же скопилось много. И они по этому мосту ударили, и