Генерал Пядусов - Юрий Борисович Рипенко

ни у командира дивизии солдаты не могли получить вразумительного ответа на волновавшие их вопросы. А ответ лежал на поверхности, он напрашивался сам собой. Только решительный разрыв с фашистской Германией мог обеспечить Финляндии выход из войны. Но те, кто определял тогда политику Финляндии, настолько связали себя с главарями фашистской Германии, что не могли, да и не хотели, пойти на такой шаг. Час отрезвления был впереди. Они все еще надеялись погреть руки на войне, а потому безжалостно подавляли всякий протест и в армии, и в стране»[144].

Финские войска на Карельском перешейке получили приказ Маннергейма прекратить наступление дальше старой государственной границы. На рубеже Карельского укрепрайона 23-я армия создала стабильную линию обороны, просуществовавшую до 1944 года.

В чем же причина, заставившая Маннергейма отказаться от своих захватнических и агрессивных планов? Только ли «настроения широкой солдатской массы»?

Считаем целесообразным дать подробный ответ на этот вопрос, поскольку И. М. Пядусов имеет к этим событиям самое непосредственное отношение. Обратимся за помощью к докторам исторических наук Н. И. Барышникову и М. И. Фролову. «Профессор Барышников Н. И. отмечает по крайней мере четыре фактора военно-политического характера, – пишет М. И. Фролов. – Во-первых, на подступах к Ленинграду финская армия встретила возросшее сопротивление советских войск, заставивших ее остановиться. К тому же финской армии потребовалось бы прорвать Карельский укрепленный район, взломать долговременные сооружения, что при отсутствии у финнов тяжелой артиллерии и пикирующих бомбардировщиков было практически невозможно.

23 сентября Гитлер направил письмо Маннергейму, в котором сообщал, что на германском фронте южнее Ленинграда сложилось крайне тяжелое положение. Красная Армия в результате многочисленных поражений и отступлений закалилась и приобрела поразительную сопротивляемость, и даже все чаще переходит в атаки, которые тающие немецкие дивизии, с июня 1941 года непрерывно участвующие в боях и потратившие на это много сил, могли отражать только с трудом. Финские войска также несли большие потери. 3-я финская дивизия во время наступления, предпринятого по приказу генерал-полковника фон Фалькенхорста в районе Кестеньги, потеряла в течение недели… треть своих офицеров… О том, что подобные действия непозволительны, маршал (Маннергейм. – Авт.) возмущенно заявил немецкому генералу… “ведь у него просто нет возможности возмещать столь высокие потери”. Потери финнов к сентябрю 1942 года составили 33 303 убитых, 82282 раненых и 3390 пропавших без вести. Маннергейм был крайне обеспокоен постоянным сокращением боевого состава финских войск, пытаясь найти способ предотвращения поражения. Проведение всеобщей мобилизации привело к перенапряжению сил всей страны. В армию были призваны даже пожилые мужчины. Летом 1941 года ставшие под ружье мужчины, а также женщины составили 16 процентов населения Финляндии, что стало огромным бременем, которое с каждым днем становилось всё тяжелее, и его последствия проявлялись повсюду: экономика, транспортный кризис, недостаток тепла и продуктов. Б. Эрфрут констатирует: “Из разных слоев общества, и особенно от людей старшего поколения, все чаще слышался призыв вернуться к своим семьям и на прежние рабочие места”.

Во-вторых, возникли серьезные сомнения в возможности и способности немецких войск в дальнейшем взломать оборону города. В условиях, когда наступление немцев на Ленинград захлебнулось, для финнов односторонний штурм города означал бы колоссальные потери, уничтожение значительной части финской армии.

23 августа 1941 года Маннергейм получил от Кейтеля письмо, в котором тот ставил его в известность, что немцы не намерены сразу брать Ленинград штурмом, а намерены окружить его с юга, и перед финскими войсками ставилась задача продолжать наступление на ленинградском направлении.

В ответе Кейтелю 27 августа Маннергейм писал, что финская армия находится в таком состоянии, что не сможет наступать. Оценивая сложившееся положение, что немецкое наступление на подступах к Ленинграду захлебнулось и они не могут штурмовать его, а финнов Берлин побуждает решительно действовать, Маннергейм в своих воспоминаниях пишет: “наступление на петербургские укрепления, имеющиеся между границей и Петербургом, потребуют, вероятно, много жертв, поскольку сильно защищены, и не лучше ли брать его с юга или же, вообще, не заставлять ли капитулировать жителей города с помощью голода”. Как видно, финское командование все свои успехи и неудачи увязывало только с конкретными действиями вермахта.

В-третьих, в финских частях начало развиваться дезертирство и последовали отказы со стороны целого ряда солдат переходить рубеж старой государственной границы на Карельском перешейке, а также форсировать реку Свирь для дальнейшего наступления в глубь советской территории.

Боевой дух финских войск непрерывно падал. В августе из частей Карельской армии дезертировали 135 человек, в сентябре—210, а в октябре—445. В 17-й пехотной дивизии сотни человек отказались выполнить приказ о форсировании реки Свирь. Росли и другие, по оценке того времени, “военные преступления”, в том числе выступления с протестом. В 1941 году на фронте таких было зарегистрировано более трех с половиной тысяч.

В-четвертых, следует учитывать и такой фактор, как настойчивое усиление требований со стороны США и Англии к Финляндии прекращать агрессию против СССР.

Финские ответственные деятели, руководящие государством и вооруженными силами, не могли совершенно игнорировать позицию, занимаемую по отношению к Финляндии Англией и США, не учитывать их возможности повлиять на судьбу Финляндии в случае поражения Германии. 29 ноября 1941 года к Маннергейму лично обратился У. Черчилль. В своем послании маршалу он писал: “Ваши войска, несомненно, продвинулись достаточно далеко для обеспечения безопасности страны и могли бы теперь остановиться… Можно просто выйти из боя, немедленно прекратить военные операции… и выйти из войны де-факто”. Еще ранее правительство США вручило памятную записку президенту Финляндии, в которой отмечалось, что если наступательные действия финских войск за пределами границ Финляндии будут продолжены, “то в таком случае в отношении с ней сразу же возникнет кризис”. И хотя ответ Маннергейма на письмо Черчилля и реакция правительства Финляндии на памятную записку США были негативные, финское руководство не могло не учитывать позицию этих государств как в настоящее время, так и, особенно, в перспективе.

Финские войска не вели наступательных действий на Карельском перешейке в 1942 году. Помимо указанных причин их отказа от наступления надо учитывать также и тревожное настроение, которое охватило Маннергейма в связи с поражением немецких войск под Москвой. 20 января 1942 года Эрфрут сообщил Кейтелю, что Маи-нергейм впал в “характерный для него глубокий пессимизм и не хочет приступать ни к каким действиям, которые способствовали бы улучшению общего положения немцев на восточном фронте, особенно на ленинградском направлении”. 21 января президент Р. Рюти сообщил: “Маршал весьма пессимистичен относительно положения немцев в России. Считает, что оно довольно тревожно и ведет даже к катастрофе”. 15 февраля 1942 года Маннергейм заявил немецкому дипломату К. Шнурре: “Я больше