Улица Холодова - Евгения Викторовна Некрасова

берет на себя функции следствия и правозащиты. Люди приходят, звонят, пишут в газеты тогда, когда им не на что больше надеяться. Разве что на чудо. Так обращались к Холодову, к Политковской, к самой Костюченко до начала весны 2022 года. Ко многим другим журналистам и журналисткам. Родственники несправедливо осужденных, родственники убитых с не найденными и не наказанными виновниками, родственники похищенных, родственники изнасилованных, обманутые вкладчики и дольщики, бюджетники, по отношению к которым государство не выполняет своих обязательств, учителя, военные, медики.

Холодов, наследовавший старшим коллегам из восьмидесятых, без сомнений ощущавший себя актором нарратива «журналист в России – больше чем журналист», был всегда готов к атаке. На какие-то пучки несправедливостей он натыкался сам, к некоторым его проводили письма военных и, главное, чины в Минобороны, которые хотели остановить охреневших коллег тощими руками 25-летнего корреспондента с мирными, добрыми глазами. Холодов писал о делах министра обороны девяностых и его подчиненных; о кусках земли под дачи, переданных вместо обычных военных паре крупных офицеров; незаконной торговле советским и постсоветским оружием и военной техникой; о средних и малых офицерах, которых с женами, мужьями и малыми детьми вместо квартир поселяли в бараки или вовсе в никуда.

Главной, самой крупной грибницей, которую нашел Холодов, стала ЗГВ – Западная группа войск, при расформировании и выводе которой из Восточной Германии и Балтийских стран происходили торговля оружия и техники в третьи страны, освоение выделенных на релокацию огромных бюджетов, превращение некоторых генералов и крупных офицеров в миллионеров с иностранными счетами. Сейчас это какая-то чрезвычайно скучная рутина, тогда это все было невозможно, ни у кого тогда не было счетов за границей, даже российские чиновники не открыли еще западных счетов для вывода туда денег. Принято считать, что в чемодане, взорвавшемся в редакции «МК» и убившем Дмитрия Холодова, журналист ожидал найти документы-доказательства коррупционных преступлений вокруг ЗГВ.

64.

Климовская экс-журналистка Анастасия Сорокина в марте 2019 года проводит исследование о Холодове. Девяносто процентов опрошенных студентов журфака РГГУ никогда не слышали эту фамилию и не знают его историю. Только одна студентка вспоминает взрыв в редакции «МК», но не знает фамилии погибшего корреспондента. Анастасия опрашивает климовских жителей – людей среднего возраста. Шестьдесят пять процентов опрошенных не знают, в честь кого названа улица Холодова. Они предполагают, что «это наш житель», но не знают, кто он, кем он работал и почему его именем назвали улицу.

65.

Коллеги Холодова по «МК» совсем не знали его. Они осознают это после его убийства. Так и пишут в своем прощальном, очень искреннем и очень болезненном плаче по нему, где просят у него прощения. Пишут, что только теперь поняли, что Холодов был «святым». Но можно ли определить святого до его гибели? Скорее всего, нет, при жизни святые – просто чудики (от слова «чудо») без вредных привычек. Холодов не всегда был в редакции, он много ездил в репортерские командировки. Кажется, ни с кем на работе он не был особенно близок. У Холодова совсем не было времени сближаться с людьми. Некоторые авторы пишут, что в «МК» Холодову тяжело работалось из-за прессинга главного редактора. Газета жила по крайне капиталистическим законам.

Журналисты и журналистки из «МК» пытаются узнать мальчика, с которым проработали два с хвостиком года. Они начинают приезжать к его родителям. Ежегодно в день его гибели. Иногда чаще. Привозят гостинцы, Зоя Александровна накрывает на стол. Сидят, разговаривают. Журналисты видят этих родителей с тихими глазами, эту квартиру бедной технической интеллигенции, этого кота. Понимают, как получился этот выдранный с неба ангел, которого они не поняли. Коллеги Холодова знакомятся с ним через истории его взросления, через его вещи и, главное, через людей, которые его воспитали. Всем становится, я надеюсь, легче от этих встреч. Коллеги Холодова делаются близкими людьми Зое Александровне и Юрию Викторовичу. Зоя Александровна волнуется за этих журналистов, у них очень опасная профессия.

Через какое-то время после гибели Холодова мэрия Климовска выдает Холодовым новую квартиру в кирпичном доме, пристроенном к боку панельной девятиэтажки в МЖК на окраине города. Наверное, эта квартира больше хрущевки, но вряд ли богаче. Четыре девятиэтажки стоят окнами друг к другу и образуют прямоугольный колодец. К трем из них прикрепляют кирпичные башни, в одной из которых и получают жилье Холодовы. Мы с Зоей Александровной становимся соседями на все мое детство.

Год без Димы

Я стихами скажу —

  так ярче,

И слова напишу

  солнца жарче:

Пред глазами лежит

  тело сына,

Развороченное

  глупой миной.

Шепчет он мне:

  «Спаси меня мама!»

Я к нему —

  между нами – яма.

Помоги, помоги же, о Боже,

То спаси мне,

  что жизни дороже!

Помогите же, добрые люди,

Что же с нами со всеми будет?!

То не жизнь, а сплошное страданье,

И, как сын, я теряю сознание.

Ничего мне в жизни

  не надо,

Коль схоронена

  сердца отрада!

И лежит теперь сын

  на кладбище,

А в душе моей

  пепелище.

А вокруг лишь войны пожарище.

Сколько гибнет людей, товарищи!

И не будет нам счастья-покоя,

Пока кровь сынов

  льется рекою.

Зоя Александровна Холодова

В 2024 году Зое Александровне 86 лет. Она продолжает встречаться с учениками школы номер 5 и рассказывать детям о Диме.

66.

Сразу после 24 февраля 2022 года я ощутила желание просто не быть, прямо как в детстве и юности. Моя знакомая поэтесса и писательница Оксана рассказывала, что тоже думала о самоубийстве. Невыносимо и непонятно существовать без осознания своей субъектности, без возможности повлиять на свою жизнь, как в детстве. Я лежала несколько недель. От меня никто ничего не требовал, мои коллежанки и коллеги находились в таком же состоянии и просто остановили наши общие дела. Потом тихо я/мы встали и начали пытаться жить дальше. Думать, уезжать, оставаться, работать, провожать друзей. Но меня заприметила Война. Нас всех заприметила война. Мое тело начало убыстренно стариться. Мое зрение упало за последние два года на два минуса. Но главное, что со мной сделала эта беда, – она отняла у меня способность мечтать. Раньше я всегда была хороша с мечтами. Я мечтала уехать из Климовска, заработать много денег, стать журналисткой, дальше стать лучшей в стране придумщицей, получить «Каннского льва», дальше устроиться в другой