Петр Чайковский - Ада Айнбиндер

был “на шаг от безумия”, и первые дни считал его положение почти отчаянным. Главные и самые страшные симптомы этой болезни состояли в том, что больного преследовали галлюцинации, находил ужасающий страх чего-то, и чувствовалось полное омертвение всех конечностей»[202]. Всю дальнейшую жизнь Чайковский боялся повторения подобной ситуации. Спустя девять лет он с ужасом вспоминал, как «…расстроил себе нервы в 66-м году на даче Мятлева оттого, что коптел над симфонией, которая не давалась, – да и только»[203]. Действительно, «после этой симфонии ни одна нота из всех его сочинений не была написана ночью»[204].

В разгар работы нал сочинением Чайковский совершил совместную с Алексеем Апухтиным поездку на Валаам – посетил знаменитый монастырь, расположенный на островах Валаамского архипелага в северной части Ладожского озера. История обители, по одной из версий, восходит к X–XI векам. Монастырь отличался очень строгим уставом, который не каждый мог выдержать, – многие из братии уходили в скиты, которых в середине XIX века было семь. Попасть в монастырь можно было только пять месяцев в году – с конца мая до конца октября – на пароходе из Петербурга. Зимой сообщения практически не было, только в случае благоприятной погоды по льду Ладоги. Святыни монастыря – мощи основателей обители преподобных Сергия и Германа – и строгий уклад привлекали паломников, число которых в дни летних постов – Петровского и Успенского – достигало четырех тысяч человек.

На Чайковского, безусловно, произвели впечатление монастырь со скитами, строгая северная красота островов и само путешествие. Он мог видеть вишневые и яблоневые сады, которые прижились на Валааме вопреки суровому климату.

Среди воспоминаний о Валааме, которыми Чайковский делился с родными, был эпизод, которому он стал свидетелем. Эта история произвела впечатление и на Апухтина, впоследствии став эпизодом его поэмы «Год в монастыре». Как писал Модест Чайковский: «Не поручусь, что все подробности в этой стихотворной передаче соблюдены в точности, начиная с того, что дело происходило летом, а в поэме – зимой, но… главная суть происшествия совершенно согласна с тем, что рассказывал Петр Ильич»[205].

Сегодня сценою печальной

Весь монастырь встревожен был.

Есть послушник у нас, по имени Кирилл.

Пришел он из Сибири дальней

Еще весной и все привлек сердца

Своею кротостью и верой без предела.

Он сын единственный богатого купца,

Но верой пламенной душа его горела

От первых детских лет.

Таил он мысль свою

И вот однажды бросил дом, семью,

Оставивши письмо, что на служенье Богу

Уходит он. Отец и мать

Чуть не сошли с ума; потом искать

Отправились в безвестную дорогу.

Семь месяцев, влача томительные дни,

По всем монастырям скиталися они.

Вчера с надеждою последней

Приехали сюда, не зная ничего,

И нынче вдруг за раннею обедней

Увидели Кирюшу своего.

Вся братия стояла у собора,

Кирилл молчал, не поднимая взора.

Отец – осанистый, седой, как лунь, старик —

Степенно начал речь, но стольких впечатлений

Не вынесла душа: он головой поник

И стал пред сыном на колени,

Он заклинал его Христом

Вернуться снова в отчий дом,

Он говорил, как жизнь ему постыла…

«На что богатства мне? Кому их передать?

Кирюша, воротись! Возьмет меня могила, —

Опять придешь сюда: тебе недолго ждать».

Игумен отвечал красноречиво, ясно,

Что это благодать, а не напасть,

Что горевать отцу напрасно,

Что сын его избрал благую часть,

Что он грехи отцовские замолит,

Что тяжело идти из света в тьму,

Что, впрочем, он остаться не неволит:

«Пускай решает сам по сердцу своему».

А мать молчала. Робкими глазами

Смотрела то на сына, то на храм,

И зарыдала вдруг, припав к его ногам,

И таял белый снег под жгучими слезами…

Кирилл бледнел, бледнел, в душе его опять,

Казалось, перелом какой-то совершался,

Не выдержал и он, обняв отца и мать,

Заплакал горько – но остался…

Неизвестно, какая часть симфонии была готова к моменту поездки на Валаам, но считается, что именно под впечатлением от этого путешествия была написана вторая часть произведения – «Угрюмый край, туманный край».

Молодой профессор

Шаг за шагом Чайковский освоился в Москве и в новой жизни, и в статусе преподавателя. В письмах он чаще сообщает близким о том, что все идет благополучно, хотя не без нотки иронии он относится к своим подопечным: «Уроки мои идут очень успешно, и даже я пользуюсь необыкновенным сочувствием обучаемых мною москвитянок, которые вообще отличаются страстностью и воспламенимостью»[206]. Действительно, обучение в музыкальных классах было очень модным среди московских барышень – что Чайковский не мог не испытать на себе.

Ему практически сразу удалось завоевать авторитет не только среди учеников, но и среди коллег. Московская консерватория готовилась к открытию, а Петра, еще вчерашнего ученика, без особого профессионального опыта привлекали к обсуждению того, каким должно стать новое высшее музыкальное учебное заведение. Не без гордости Чайковский сообщал об этом родным:

«У нас теперь все комитеты и прения по поводу здешней Консерватории; прения эти очень бурны. Я участвовал на днях в составлении устава и написал огромную инструкцию инспектора, которая была принята без изменений»[207].

Торжественное открытие Московской консерватории состоялось 1/13 сентября 1866 года. Ко дню открытия для консерватории был арендован дом баронессы Черкасовой на углу Воздвиженки и проезда Арбатских ворот[208]. Ее уклад сильно отличался от Петербургской благодаря личности основателя и первого директора Николая Рубинштейна. Так, кроме музыкальных предметов ученики были обязаны посещать так называемые «научные» классы, в которых изучались общеобразовательные предметы: русский язык, литература, география, физика, математика, эстетика, мифология, иностранные языки. Для преподавания этих дисциплин были приглашены лучшие специалисты, в том числе и профессора Московского университета.

Чайковский был принят в консерваторию на должность профессора, о чем еще 1 мая 1866 года заключил трехлетний договор с дирекцией Московского отделения Императорского Русского музыкального общества. В документе 11 пунктов, в которых четко прописаны права, обязанности и ответственность сторон:

«1е, Я, Чайковский, обязан заниматься в Консерватории преподаванием уроков теории музыки, в качестве исправляющего должность Профессора, не менее десяти часов в неделю, без всякой отговорки, если на такое число уроков будет достаточное число учащихся.

2е, Я, Чайковский, обязан являться в Консерваторию за десять минут до начатия урока; если же опоздаю кроме сих