Владимир Высоцкий… и его «кино» - Марк Исаакович Цыбульский

сказал, что снял режиссёров с картины. “Но, – говорит, – у меня имеется предложение: есть ребята, которые оканчивают ВГИК. Один из них – Слава Говорухин – человек, причастный к альпинизму, занимался этим делом. Я считаю, что потери не будет, может быть, даже наоборот…” И я, намучившись уже с этим сценарием, махнул на всё рукой и сказал: “Как хотите!” – уже не веря ни во что». [1]

Кинорежиссёр С. Говорухин:

«В 66-м году мы приехали с Борисом Дуровым на Одесскую киностудию делать свою дипломную работу. Нам нужно было снять две короткометражки “Морские рассказы” по произведениям местного автора. Вдруг нас вызывает директор: “Горит сценарий… Сейчас апрель, а в декабре надо сдать картину. Возьмётесь?” И даёт один экземпляр сценария. “Мы одержимые” называется. Тогда киностудия, как завод или фабрика, имела свой производственный план, и к концу года предстояло выпустить в свет пятую “единицу”, то есть пятый фильм. Он как раз и был – “Мы одержимые”. Но работа застопорилась, потому что и сценарий был написан непрофессионально, и режиссёра пришлось снять с картины ввиду полной профнепригодности. В середине 60-х ещё продолжалась так называемая “новая волна”, в моде было польское кино, французское – фильмы Годара, и вот режиссёр задумал сделать этот фильм по-новому, с такими, например, приёмами: альпинисты лезут по брусчатке Красной площади, а камера снимает их сверху. Худсовет послушал планы режиссёра – и снял его.

Станислав Говорухин

Рабочий момент съёмок. Слева направо: Владимир Высоцкий, Геннадий Воропаев, Маргарита Кошелева, Георгий Кульбуш. Кабардино-Балкария

Борька Дуров, мой приятель, первым прочёл сценарий. Я спрашиваю:

– Ну что, Борь?

– Да я не знаю, что такое альпинизм.

– Ну вообще, в принципе, снять можно?

– Да лучше, чем эту лабуду – «Морские рассказы».

Являемся к директору.

– Читали?

– Читали.

– Ну и как? – обращается он ко мне, зная, что я альпинист. – Можно снять? – Можно, мы берёмся.

Дальше началась мура собачья. Мы попытались написать новый сценарий. Для этой цели вызвали даже Володю Максимова, ныне покойного писателя, тогда всеми отверженного, выгнанного отовсюду, нигде не печатавшегося и потому крайне бедствовавшего. Он немножко поработал, а на второй или третий день запил. Крепко страдал он тогда этой болезнью русского человека. Помучились мы с ним неделю и отправили домой.

Написали сами всё совершенно по-другому, но такую же лабуду, и поняли, что фильм – прогорит. Потом нас вдруг осенила идея построить весь фильм на песнях, сделать такую романтическую картину. Стали думать, кого пригласить на эти песни. Визбора? Окуджаву? И остановились на Владимире Высоцком.

Приезжает Высоцкий.

Я иду по студии, смотрю, навстречу вроде пацан знакомый, кажется, пару раз выпивали в каких-то компаниях, знаю, что актёр.

– Здорово.

– Привет.

– А ты чего приехал, – спрашиваю, – к кому?

Он как-то странно на меня посмотрел. И вдруг меня пронзает мысль, что это Высоцкий. Как барда я его знал только по песням, и он мне представлялся большим сильным человеком со сложной биографией, прошедшим войну. По песням можно было предположить, что он уже успел и отсидеть где-то. И вдруг – такой пацан, симпатичный, спортивный. Я просто селезёнкой почувствовал, что это и есть Высоцкий. Стало так неудобно, я как-то деланно рассмеялся. Говорю:

– Ну, пойдём купаться.

Выкупались в море, позагорали, и, мне думается, он так и не понял тогда, что я его просто не узнал. Не узнал, что это Высоцкий». [2]

Оператор фильма В. Козелов:

«Это всё было на моих глазах. На “Вертикаль” его (Высоцкого. – М. Ц.) привезли, я делал пробу. Там на эту роль нужен был бард. И чего-то Осипова (главный оператор фильма “Вертикаль”. – М. Ц.) не было на студии. Привезли Высоцкого. Говорухин мне говорит: “Быстро сними как-нибудь. Мне надо показать его худсовету”. Никто ж не видел, как он выглядит. Я взял “конус”, быстро выскочил на угол операторского цеха – там труба торчит в катакомбы. Он так опёрся о трубу, и я его снял. Без грима и даже без звука. Он что-то рассказывал, из-за шума камеры я не мог понять, что. Я даже с рук снимал, без штатива. Быстро проявили, показали худсовету. Они утвердили». [3]

Е. Рудых, член сценарной комиссии фильма, запомнила ситуацию иначе:

«В кинофильм “Вертикаль” пробовался один очень симпатичный паренёк, который пел студенческий фольклор… (И ни слова о предварительных идеях попробовать в фильме Ю. Визбора или Б. Окуджаву! – М. Ц.) В общем, симпатично было. И поэтому меня очень удивило, когда Говорухин стал настаивать на Высоцком, который отнюдь не блистал на пробах.

И я стала спрашивать Говорухина: “Слава, почему ты именно настаиваешь на этом?” – “Понимаешь, у него такие песни!” И он дал мне послушать его песни. И когда я услышала, уже и речи не могло быть о ком-то другом». [3]

По словам Елены Рудых, члены худсовета никаких претензий к песням Высоцкого с самого начала не имели. Но это противоречит воспоминаниям сценариста И. Менджерицкого:

«Это было у меня на глазах, что называется. Там такие были дебаты по поводу песен Высоцкого! Они размножили тексты и всех, в том числе меня, заставляли читать эти тексты. Говорили с большой иронией: “Давайте будем обсуждать эту поэзию…”» [4]

Об этом же вспоминает и С. Говорухин:

«Мне приходилось слышать, будто весь фильм задумывался как способ легализации песен Высоцкого. Ничего подобного – Высоцкий был тогда уже достаточно известен и выступал. И песен сначала не предполагалось – он написал их после, они очень не понравились худсовету, потому что там с ними знакомились по текстам, а текст о песне никакого представления не даёт». [5]

Не согласен с мнением Е. Рудых и режиссёр В. Козачков, тесно общавшийся с Высоцким в середине 1960-х гг.:

«Во время съёмок “Вертикали” у нас пришёл новый главный редактор Станислав Стреженюк… И наша коллегия не хотела принимать песню. “Ну что это за стихи? «Мерцал закат, как блеск клинка…» Ну, это не стихи…”» [3]

По мнению В. Козачкова, именно вмешательство С. Стреженюка спасло это песню. В благодарность за это Высоцкий оставил ему автограф: «Моему первому редактору».

Любопытная деталь содержится в коротких воспоминаниях редактора «Вертикали» В. Решетникова:

«Песни, как правило, были вполне законченными, слова отточенными, и