Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

на тормозах, а замечания ставили не за значительные проступки, а за мелочи, типа плохо помытой тарелки. В общем, «доска» – это был треш, нужный, необходимый, но треш.

По «уставу» статей о правонарушениях было 12 – как стульев. Или как месяцев, а может, как апостолов, а может, как присяжных заседателей, а может, даже как шагов в программе.

Первая статья была самая тяжкая – «Прогибание впередиидущих функцийных». Что значат эти три слова, непросто понять обычному человеку, в силу еще одной особенности реабилитации – вездесущего сленга. На самом деле эта формулировка обозначала нарушение границ и прав тех, кто нес впередиидущие функции. Хотя тяжесть наказания по этой статье варьировалась в зависимости от настроения консультантов, ситуации и бог знает еще чего. Нарушениями по этой статье считалось:

• взял хлеб или тарелку до команды «Приятного аппетита!» – прогибание «ШК»;

• ручка во рту – прогибание «СЭС»;

• вышел из групповой до команды после перекура «Все дома!» – прогибание «НСО»;

• вышел в фартуке с кухни – прогиб «ШК»;

• не сообщил о сдаче задания – прогиб «ведущего графиков»;

• зашел без спроса в комнату к дедушкам – прогиб «ведущего группы».

И многое, многое другое. Ибо каждого впередиидущего можно было «прогнуть», и он этого ждал с нетерпением. На каждом УС впередиидущие должны были озвучивать свои коррекции, нарушать которые было строго воспрещено, и это грозило наказанием, какой-нибудь внеочередной уборкой. Или консультанты за это без разбора ставили замечание.

Вторая статья – «Безответственность по функции».

У каждого функцийного были тетрадки, в которых прописывались их обязанности. Обязанностей было от двух до тридцати. Но иногда и больше, и они не были упомянуты в тетради, однако про них тоже все должны были знать. Такие обязанности передавались из уст в уста, по принципу сарафанного радио. А если в каком то «звене» происходило «короткое замыкание» по причине дебилизма, то все остальные звенья тоже вылетали, и кому-то обязательно приходилось оправдываться, дескать, «я не знал», и отвечать за это. Нарушений было море, по каждой функции – миллион вариантов:

• «дискомен» не выключил музыку, когда положено;

• «светлячок» не включил свет;

• «СЭС» не проверил тарелки;

• «стирмаш» не постирал;

• «ШК» не выдал продукты;

и так далее.

За это особо не карали, и можно было отделаться помощью кому-нибудь.

Третьей статьей значилась «Безответственность по дежурству».

Не очень тяжкая статья:

• не протер пол в туалете после обеда;

• не подмел в групповой после перекура;

• просчитался с ложками;

• не поменял воду в ведре…

И еще 1000 мелочей. Если случались такие нарушения, все, кто был в этом уличен, стремились помочь столовому наряду или мыли раковину с содой. Бедная раковина, казалось, она скоро сотрется, так часто ее мыли с содой.

И все эти работы нужно было обязательно выполнить до 21:00 и отчитаться «РО», в противном случае могли отменить перекур.

Четвертой шла «Безответственность к ответственности».

Долго я не мог понять, что это за тавтология такая. Прикольное сочетание. Из этих слов можно было соорудить скороговорку для логопедов, вроде той, что про Клару и кларнет. За это тоже никогда не карали строго. Тут было все просто. Забыл про ответственность, которую принял на себя на Утреннем собрании, не выполнил ее, сделай ее сегодня и еще чего-нибудь в довесок.

Пятым было «Нарушение правил мероприятия». Это про взаимоуважение. За это наказывали когда жестко, когда нет. К разряду таких нарушений относились несанкционированные разговоры на группах, шепот, задержка по времени, нарушение динамики занятия или опоздания. Иной раз можно было и замечание схлопотать.

Шестой пункт был куда серьезнее последних, это – «Нарушение правил дома».

Нарушение правил дома звучало как приговор. Правил дома было великое множество, и не всегда они были адекватные и логичные. Например: нельзя было сидеть в комнате в течение дня, писать в комнате, мыться до подъема и после отбоя, заходить в чужие комнаты. Сразу возникал вопрос: «А когда тогда мыться-то?» За это сразу можно было получить замечание или написать 50, 100 или 500 своеволий. А однажды Фарид написал их аж 3000 за курение в туалете.

Седьмое – «Границы дежурных, функцийных». В отличие от первого, этот пункт касался младших и средних функций, а также дежурных по объектам.

Дежурных это касалось, если кто-то заходил на их объект во время уборки или брал инвентарь без спроса. А функцийных можно было «прогнуть» по-разному: включить музыку без разрешения «дискомена», засунуть свои вещи в стиральную машинку без «стирмаша», взять книгу без разрешения «библиотекаря» или просить дополнительные конфеты у «чайханщиков». В общем, это было нарушение любого пункта, прописанного в тетрадке функцийного. За такое тоже можно было отделаться легким испугом, например, помочь функцийному, которого ты «прогнул». Но в этом пункте постоянно были перегибы. И иногда достаточно было попросить «дискомена» поставить другую музыку, и, считай, ты попал ни за что.

Восьмым пунктом был – «Границы мальчик / девочка». Лицам разного пола категорически было запрещено находиться вдвоем на одном объекте. Происходил этот пункт из правил дома. И это было серьезно, так как ничто не каралось в реабилитации сильнее, чем любовь. Любовь здесь была под полным запретом. За это попали на 3000 своеволий и «границы» Ваня Н. и Полинка, за это же пострадали Настенька и Серега С. Но иногда это доходило до абсурда: достаточно было зайти в стирмашку поставить швабру, и тебя уже «выносили» за это, потому что ты не заметил, что посуду моет человек противоположного пола. Поэтому в наряд на кухню ходили или только девочки, или только мальчики.

Девятое – «Мат, название вещества».

Матом ругаться запрещали – это понятно. Но и называть слова типа: водка, героин или конопля – также было нельзя. Этот пункт тоже был полон парадоксов. Возникал вопрос: «А как же тогда называть то, из-за чего ты сюда попал?» Но для этого были придуманы слова-аналоги – водку можно было назвать «беленькая», героин – «хмурый», а кокаин – «номер первый». Чушь полнейшая. Только представьте ситуацию, когда конченые наркоманы подбирают какие-то нелепые аналоги, чтобы произнести название вещества, которым они упарывались долгие годы. Выглядело это смешно.

Десятым пунктом была «Оценка». Это означало личное оскорбление или импульсивное высказывание в чужой адрес. Оценкой могло быть любое слово: черт, баклажан, дурень, бестолочь. За такое обычно нужно было сделать доброе дело обиженному. Но Борису однажды пришлось переписать слово «баклажан», которым он обозвал Антона, 6000 раз.

11-й пункт «Нарушение личностных границ». По сути, тут речь шла о пустяках – влез в разговор или взял вещь без спроса. За нарушение тоже