Мой театр. По страницам дневника. Книга II - Николай Максимович Цискаридзе

во «Взгляде», продолжил развиваться в 2006 году. Осенью на телеканале «Россия» готовили проект «Танцы на льду», я дал согласие на работу в жюри. Но честно предупредил продюсерскую группу: «Очень хочу участвовать в вашем проекте, однако я плотно занят в театре, на гастролях».

Меня попросили дать свое расписание и спланировали запись программ таким образом, чтобы я мог сниматься без ущерба для основной работы. Меня привозили и увозили из любой точки мира, шли на уступки, относились ко мне с большим вниманием и уважением. Точно так же я относился к проекту, его продюсеру Сергею Николаевичу Кордо и режиссеру Татьяне Владимировне Дмитраковой.

Я понравился зрительской аудитории канала, запоминался публике своими независимыми высказываниями. «Оказывается, и среди артистов балета есть умные, образованные люди, способные выразить свои мысли!» – писали в Интернете. Но позднее там стали появляться реплики: «Да нет! Это касается исключительно Цискаридзе!» Произошедшее было случайностью, никто не предполагал, что у меня с ТВ возникнет большая, долгая, а главное, взаимная любовь.

54

Финансовый момент этих отношений был, бесспорно, важен, но самым главным моим приобретением на ТВ стали люди. Тренерами первого сезона «Танцев на льду» были Н. Бестемьянова и А. Букин, ведущими – А. Заворотнюк и И. Николаев. Жюри: И. Бобрин, И. Моисеева, А. Миненков во главе с легендарной Е. А. Чайковской. Я попал в «высший свет» советского фигурного катания. Но, конечно, главенствовала там – Чайковская.

Оказалось, что с Еленой Анатольевной нас много что связывает. Во-первых, она как выпускница ГИТИСа с юности знала Петю Пестова, который учился с ней на параллельном курсе. Чайковская была первой, кого для эксперимента из спорта приняли на балетмейстерский факультет. Среди ее педагогов были: Р. В. Захаров, Н. И. Тарасов, М. Т. Семёнова. Кроме того, Елена Анатольевна и ее фигуристы постоянно ходили на мои спектакли. Они были в курсе моего творчества, я же, обожая фигурное катание, знал их всех очень хорошо, просто до поры до времени мы не были лично знакомы.

Общаться с Чайковской – счастье. Умный, тонкий в суждениях человек, с большим чувством юмора. Хотя я слышал, что в спортивной среде ее называли «Геббельс в юбке» за железную волю и тренерскую жесткость. А что? Есть другой рецепт, чтобы добиться победы? «Фрау Геббельс» в Елене Анатольевне по отношению к себе я никогда не ощущал, но то, что у нее есть немецкая кровь, это да. Она же немецкая баронесса по материнской линии.

По завершении съемок Чайковская надписала мне на память свою фотографию. Поскольку она совершенно не склонна к комплиментарности, ее текст стал для меня полной неожиданностью. На легендарной меховой шапке, в которой во время выступления своих спортсменов Чайковская всегда стояла у бортика ледовой арены, она написала: «Любимый Коленька! Я в вас была влюблена заочно – ваш талант, аристократизм, сумасшедшее обаяние меня всегда покоряли!!! Но то, что я увидела при личной встрече, перечеркнуло всё. Ваш ум, тонкость, ранимость и все же оптимизм!!! Спасибо за замечательное время».

Сблизило нас и то, что Чайковская родилась 30 декабря. Однажды Елена Анатольевна пришла 31 декабря (в мой день рождения) на «Щелкунчик» и подарила мне статуэтку Тамары Карсавиной скульптора С. Судьбинина, выпуска 1913 года Императорского фарфорового завода.

Зная, что Чайковская любит фарфор, на ее юбилей я подарил свою статуэтку в партии Принца из «Лебединого озера», тоже отлитую на Императорском фарфоровом заводе в Петербурге, в 2016 году. Когда там узнали, для кого я собираюсь приобрести «Цискаридзе», передали его в дар Елене Анатольевне с радостью.

На этом наш «фарфоровый» диалог с Чайковской не завершился. Теперь в моей домашней коллекции есть еще одна подаренная Еленой Анатольевной уникальная вещица, выпущенная в 1950-х годах в «Гжели», – девочка в шапочке, надевающая коньки. Оказалось, она была слеплена с Леночки Чайковской в детстве.

Вслед за ледовым проектом на том же телеканале «Россия» начался новый сезон шоу «Танцы со звездами», меня вновь пригласили «жюрить». Появилась возможность не только окунуться в мир бального танца, но и самому что-то сплясать, сделать fouettés в цивильных ботинках, даже спеть нечто «легонькое», без претензий на Паваротти. Я стал «лицом» телеканала «Россия».

55

2006 год запомнился и гастролями в Одессе. Им предшествовала невозможно смешная история моего знакомства с певицей Лолитой Милявской. С детства она мечтала о балете, но не сложилось. Тогда Лола решила осуществить свою мечту на юбилейном концерте в честь собственного 41-летия. Важной частью этой мечты являлся дуэт с Цискаридзе. Кто-то рассказал Милявской, что я обычно обедаю в ресторанчике в Петровском пассаже…

Сижу, ем, вдруг в зал на коленях вползает какая-то женщина и таким вот образом оказывается около моего столика. Со стоном: «Не откажите! Не откажите, примите участие в моем бенефисе!» Так мы с Милявской и познакомились. Придумали номер под песню «Как жаль» из ее репертуара. Чтобы станцевать его на пуантах, Лола усердно занималась, освоив pas de bourrée, обводку и целый ряд премудростей классического танца. Я поднимал ее в «рыбку», при этом Милявская пела вживую, не под фонограмму. Благодаря Лоле я попал на территорию шоу-бизнеса, приобщился, как говорится.

Рассказывая мне про свое детство, Милявская сказала: «Коля, запомни, самый страшный город для выступлений – Одесса». «Не может быть!» – засмеялся я. «Ты не понимаешь, – на полном серьезе продолжила Лола, – там могут запросто освистать, закидать помидорами! Это не тот город, где можно влегкую пройти».

Тут нас с Илзе Лиепа, как специально, приглашают в Одессу, на концерт. Я должен был станцевать «Нарцисса», она – «Болеро», потом 30-минутная версия «Пиковой дамы». Илзе просила меня еще что-нибудь исполнить, но я не дался: «Ни за что! Ты же знаешь, я ненавижу концерты».

Я действительно никогда не любил участвовать в концертах. На сцене мне всегда нужен спектакль, чтобы себя к pas de deux подвести. По юности я столько раз станцевал в концертах pas de deux из «Коппелии» и «Обера», что меня при одном их упоминании начинало подташнивать. Только слышал в музыке «тра-та-та» – вступление к своей вариации, – челюсти сводило. И однажды я сказал себе: «Больше никогда!» С той секунды больше никто и никогда не мог заставить меня ЭТО танцевать.

Поздняя осень. Прилетели с Илзе в Одессу, концерт в театре Музыкальной комедии, театр оперы и балета на ремонте. В программе, кроме нас, выступления нескольких московских молодых оперных певцов. Но организаторы, боясь упустить зрителя, о том в афише сообщать не стали.

Зал переполнен. Станцевал я «Нарцисса», Илзе – «Болеро»,