Певец Волги Д. В. Садовников - Дмитрий Николаевич Садовников

и с ними офицер с денщиком сел. Вот плывут мимо Жегулей и остановились у берега. Офицер взял ружье:

— Пойду, — говорит, — уток поищу!

Только сошел, вдруг из-за кустов и выходят пятеро разбойников.

— Стой! — кричат.

У бурлаков и душа в пятки ушла от страха, а офицер и говорит:

— Как стой! Да смеете ли, — говорит, — вы это говорить? Вот я вас!

Прицелился в переднего из ружья, а тот тоже целится. Офицер выпалил — тот и свалился; остальные — ну, бежать. Офицер-то кричит:

— Вяжите его!

Бурлаки сбежали с судна, смотрят, а он разбойнику мелкой дробью всю рожу изгадил и ружье-то у разбойника без замка (с меша́лкой пугать-то выходил). Не будь офицера, по рублю бы отдали ему, мошеннику, ну, а тут, как связали — в Самару представили.

18. Про Никитушку Ломова

На Волге, в тридцатых годах, ходил силач-бурлак, Никитушка Ломов; родился он в Пензенской губернии. Хозяева судов дорожили его страшной силой: работал он за четверых и получал паек тоже за четверых. Про силу его на Волге рассказывают чудеса; памятен он и на Каспийском море. Плыл он раз по этому морю и ночью выпало ему быть вахтенным на хозяйском судне. Кругом пошаливали трухменцы и частенько грабили русских: надо было держать ухо востро́. Товарищи уснули; ходит Ломов по палубе и посматривает; вдруг видит лодку с трухменцами, человек с двадцать. Он подпустил их вплоть; трухменцы полезли из лодки на борт, а Ломов тем временем, не будя товарищей, распорядился по-своему: взял шест, в руку толщиной, и ждет. Как только показалось с десяток трухменских голов, он размахнулся вдоль борта и смел их в воду. Другие полезли — то-же. Те, что, в лодке остались, пошли наутёк, но и их Ломов в покое не оставил: взял небольшой запасной якорь с кормы да в лодку и кинул. Якорь был пудов пятнадцать; лодка с трухменцами потонула. Утром на судне проснулись, он им все и рассказал.

— Что же ты нас не разбудил?

— Да чего, — говорит, — будить-то? Я сам с ними управился.

В другой раз взъехал он где-то на постоялый двор, а после него обозчики нагрянули. Ему пора выезжать с двора, а те возов перед воротами наставили — ходу нет.

Пустите, братцы, — говорит Ломов, — я раньше вас приехал, мне пора. Впрягите лошадей и отодвиньте воза!

— Станем мы, — говорят возчики, — для тебя лошадей впрягать! Подождешь!

Никитушка Ломов видит, что словами ничего не поделаешь; подошел к воротам, взял подворотню и давай ей возы раскидывать во все стороны. Раскидал и выехал.

С одним купцом на Волге он хорошую шутку сыграл. Идет как-то берегом, подходит к городу (уездному). Стоит город на высокой горе, а внизу пристань. Вот идет он и видит: мужики около чего-то возятся.

— Чего вы, братцы, делаете?

— Да вот такой-то купец нанял нас якорь вытащить.

— За много ли нанялись?

— Да всего за три рубля.

— Дайте-ка, я вам помогу.

Подошел, раза три качнул (а якорь не меньше как в двадцать пять пудов) и выворотил якорь с землей вместе. Мужики подивились такой силе. Бежит с горы купец, начал на Ломова и на мужиков кричать.

— Ты зачем, — говорит, — им помогал? Я тебя рядил?

Вынул вместо трех рублей один рубль и отдал мужикам. Те чуть не плачут.

— Будет, — говорит, — с вас!

Сам ушел домой. Ломов и говорит:

— Не печальтесь! Я с ним сыграю штуку; только после как деньги получите водки мне штоф поставьте.

Взял якорь на плечо и попер его в гору. Навстречу баба с ведрами попалась (дело было к вечеру), увидала она Ломова, думала, что сам нечистый идет, вскрикнула и упала за́мертво. Ломов взошел на гору, подошел к купцову дому и повесил якорь на ворота. Вернулся к мужикам и говорит:

— Ну, братцы, теперь он и тремя рублями не отделается; снимать-то вы же будете! Смотрите, дешево не берите!

Мужики его поблагодарили и после большие деньги взяли с купца.

На Волге, бывало, Ломов шутки с бурлаками шутил.

— Ну, братцы, кто меня перегонит? Идет на полштоф?

— Идет.

— Я побегу бечевой, под каждую руку по девятипудовому Тсулю возьму, а вы бегите порожние!

Ударятся бежать и всегда Ломов выигрывал.

19–22. Про постоялые дворы

19

Взъехал мужик на постоялый двор, на шестеро́м, спросил поесть, потом поужинал; съел много: один за четверых, стал рассчитываться. Рассчитался. Встал в известную пору ехать.

У старика хозяина трое сыновей, и стали они совещаться между себя:

— Выпустим, — говорят, — его из деревни, да укокошим!

Отпустили его верст на пять, нагоняют. Подъехали.

— Стой!

— Чего стоять-то? Я рассчитался с вами.

— Стой, говорят тебе!

Один сошел да цоп его по спине дубиной.

— Да вы шутите, — говорит, — что ли?

Слез да всех троих дубиной и уложил, а старику (он с ними же был) и говорит:

— А тебя и бить не стоит. Никогда, — говорит, — на одного не нападай, смотри!

Выволок его в лес, подвел к дереву, собрал все волосы в пучок, да к нагнутой березе и привязал; потом взял ножичек, подрезал около волос всю кожу и выпустил ветку из рук. Старику все с головы-то и сняло напрочь. После, долго спустя, проезжающие увидали этого старика: сидит вовсе без волос.

— Что, — спрашивают, — это?

Он и покаялся в грехе.

— Проучили, — говорит.

20

Взъехала на постоялый двор барыня с своим кучером, а кучер здоровый такой; а хозяин-то с сыновьями разбойничал. Ворота за ними заперли, и слышит барыня, что они промеж себя переговариваются. Говорит барыня кучеру:

— Я, — говорит, — в повозке лучше лягу.

— Нет, — тот ей говорит, — не бойтесь! В повозке я лягу, а вы ложитесь в избе.

Лег он в повозку; разбойники это видели. А он в нее наложил одной одёжи, а сам под повозку залез, ждет. Подошел ночью один разбойник с ножом и ну в одёжу тыкать, а кучер выскочил из-под повозки да как свиснул его шишкой от безмена, у того и дух вон.

Снял с разбойника че́рес (пояс), все деньги оттуда вынул, а самого за поленницу дров засунул и спать лег. Утром хозяин ходит да посвистывает:

— Жучка, жучка!

— Что, хозяин, собачку что ли потерял?

— Да! Да собака-то недорога, а ошейник дорог.

И стал после того кучер и с деньгами, да и разбойника-то убил. Весной его только за поленницей нашли. Поутру встала барыня и уехала целёхонька; а убили бы