Майк Тайсон - Беспощадная истина

Ознакомительный фрагмент

– Ты занимаешься этим уже два года, а ведешь себя так, словно то, что случилось, для тебя удивительно, – говорил он.

Для Каса мои соперники были пищей. Кормом. Чем-то надо питаться, чтобы жить. Если я хорошо проводил бой, Кас вознаграждал меня. Красивой одеждой, обувью. Когда я выиграл один из своих юношеских турниров, он купил мне золотые зубы. Когда я получил их в 80-х годах, многие думали: «Тьфу ты, преступник! У него золотые зубы. Надо быть осторожным». Но Касу они нравились, поскольку все прежние боксеры делали себе золотые зубы, чтобы отпраздновать свой успех.

Можно было бы подумать, что с учетом всех этих нокаутов и побед на юношеском чемпионате Касу не осталось, что критиковать. Нет, только не Касу. На публике он всегда обращался со мной, как с примадонной, но за закрытыми дверями все происходило совсем не так. Когда я оставался наедине с ним, он усаживал меня перед собой и говорил:

– Знаешь, ты низко держишь руку. При всем моем уважении, если бы этот джентльмен был немного более профессионален, немного более хладнокровен, он бы влепил тебе вот такой удар.

И это после того, как я нокаутировал парня! Все поздравляли меня с нокаутом правой. Кас при этом не сказал, что я был бы нокаутирован. Он сказал, что я получил бы удар. Он продвигал идею о возможном ударе весь день. Через пару дней он вновь вернулся к этому дерьму.

– Помнишь, после боя я говорил тебе, что этот парень мог бы влепить…

О-о-о!

Кас знал все о воздействии на соперника, о ведении психологической войны. Он считал, что 90 процентов бокса составляет психологический, а не физический аспект. Воля, а не мастерство. Когда мне было пятнадцать лет, он брал меня к гипнотерапевту по имени Джон Хэлпин. Его офис был в городе на Сентрал-Парк-Уэст. В офисе я ложился на пол, и Джон проходил со мной все этапы расслабления: твоя голова, твои глаза, твои руки, твои ноги, все наливается тяжестью. Когда я находился под гипнозом, он произносил то, что хотел Кас, написав это на листе бумаги. Джон зачитывал это вслух:

– Ты – величайший в мире боксер. Я говорю тебе это потому, что хочу заставить тебя поверить, что тебе предстоят великие свершения. Я говорю тебе это потому, что ты действительно способен осуществить это. Это то, ради чего ты, на самом деле, родился.

Хэлпин показал нам способ, посредством которого мы могли вводить себя в гипнотическое состояние в любое время, когда только захотим. Когда мы вернулись в Катскилл, я ложился на пол или на кровать, а Кас садился рядом со мной. Я расслаблялся и входил в гипнотическое состояние, а Кас говорил. Иногда он говорил в общих чертах, типа, что я лучший боксер в мире, но иногда была и специфика:

– Твой джеб – это оружие. Бей яростно, чтобы завалить его. У тебя превосходная правая. Ты еще не знал этого по-настоящему, но теперь знаешь. Ты Аттила. Мир будет знать твое имя отныне и до скончания веков.

Это было что-то очень глубокое, блин. И я в это верил.

Иногда Кас будил меня посреди ночи и делал свои внушения. Иногда ему не надо было даже ничего говорить, я и так ощущал, как его слова телепатически попадают мне в мозг.

Я уделял гипнозу большое внимание. Я считал, что это секретный метод, который мне поможет. Возможно, некоторые полагали, что это было глупо, но я верил всему, что говорил мне Кас. Я воспринимал его указания неукоснительно. Кас был моим богом. Этот немолодой белый парень говорил мне, что я буду на вершине мира. Почему я не должен был ему верить?

Теперь, когда я был гладиатором и богом среди людей, казалось немного унизительным ходить в школу старших классов. Осенью 1981 года у меня в ней были неприятности. Один из моих учителей, настоящее невежественное быдло, начал спорить со мной и швырнул в меня книгу. Я встал и на глазах у всех других учеников выбил из него дерьмо. Меня временно отстранили от занятий. Кас схватил меня, мы пришли в школу и предстали перед директором, мистером Стиклером, и учителем. Можно было подумать, что Кас был Клэренсом Дэрроу[53], так он защищал меня.

– Вы утверждаете, что вы лишь уронили книгу и она попала в Майка случайно, – допрашивал с пристрастием Кас учителя. – Но если, как вы утверждаете, вы уронили книгу, как она могла переместиться в воздухе и достичь Майка как физического лица? Она должна была бы упасть на пол, не причинив никому никакого вреда.

Кас ходил по комнате, внезапно останавливаясь и драматически указывая на учителя как на виновную сторону.

В конечном итоге мы пришли к компромиссу, и мне было разрешено не ходить в школу и заниматься с репетитором. Кас переживал из-за того, что я покидаю школу. Он планировал устроить мне большой выпускной вечер. По дороге из школы домой я взглянул на него и произнес:

– Ладно. Я готов пойти в спортзал.

Он просто посмотрел на меня в ответ и сказал:

– Хорошо, давай.

Шел июнь 1982 года, для меня настало время защитить титул чемпиона юношеских Олимпийских игр. Теперь моя репутация, несомненно, шла впереди меня. Родители забирали своих детишек из чемпионатов и турниров в страхе, что тем придется драться со мной. Не случайно Джон Кондон, один из организаторов турниров «Золотые перчатки», не разрешил мне участвовать в них, заявив: «Я видел, как ты дерешься. Ты слишком опасен для них. Я не могу позволить тебе драться с этими парнями. Ты разорвешь их на части».

Мои вторые юношеские Олимпийские игры начались неплохо. Мы вернулись в Колорадо, и в отборочных поединках я нокаутировал всех своих соперников. Настало время финальных встреч, где я должен был защитить свой титул. Вот тогда я почувствовал напряжение. Я видел камеры, направленные на меня, и у меня появилась неуверенность в собственных силах. Все эти чиновники от бокса говорили про меня разные замечательные вещи. Я подумал, что все это, конечно, здорово, но рано или поздно все это завершится, потому что я был грязным, гадким. Однако я не хотел обманывать надежд Браунсвилла. Кас много раз повторял мне, что если я буду слушаться его, то «когда моя мать будет ходить по Браунсвиллу, за ней будут носить ее сумку с покупками».

Я ничего не мог поделать со своим напряжением. До начала финала Кас отозвал меня в сторону.

– Майк, это реальный мир. Видишь всех их? – и он показал на судейскую коллегию, журналистов, чиновников в зале. – Когда ты проигрываешь, ты перестаешь им нравиться. Если ты не производишь на них впечатления, ты перестаешь им нравиться. Раньше я всем нравился. Поверьте мне, даже когда мне было пятьдесят, у меня не было отбоя от молодых, красивых женщин, которые преследовали меня повсюду. Теперь же, когда я немолод, ко мне больше никто не подходит.

За десять минут до боя я вышел проветриться. Тедди пошел со мной.