Николай Новиков - У истоков великой музыки

 - Римский-Корсаков считал, что Мусоргский записывает народные песни с какими-то странными гармониями, и обвинял его в музыкальной неграмотности. Я еще студентом исходил Псковскую область и убедился, что в Кареве и соседних деревнях говорят и поют, как при жизни композитора, и этот говор, интонация звучат в музыке Мусоргского. Значит, он мыслил гармоническим языком родного народа! Псковскость Мусоргского просматривается и в "Хованщине", и в "Борисе Годунове", и в обработках песен. Мы со своим ансамблем стараемся перенять эту манеру пения, но, думаю, до конца это сделать невозможно - надо родиться в ваших краях, с грудного возраста впитать и этот говор, и песни...

 В журнале "Памятники отечества" Нестеренко писал: "Музыка остается системой нотных знаков до тех пор, пока музыканты не заставят эти знаки звучать. К сожалению, с исполнением произведений Мусоргского дело обстоит не так уж хорошо. Звучат они не так уж часто и не всегда в подлинном виде".

 На то, что произведения Мусоргского, особенно хоровые, не поют на родине композитора, сетовали и другие музыканты, когда приезжали к нам с концертами. Да и кто мог их исполнять у нас, где нет профессиональных коллективов?

 У И. А. Бунина есть строки: "Все человеческие судьбы слагаются случайно, в зависимости от судеб их окружающих". В последние годы мне часто приходилось общаться с музыкантами, и, признаться, чувствовал я себя не очень-то уверенно, так как не знал музыкальной грамоты. Однажды жена художника Петра Дудко Татьяна Михайловна, преподаватель музыкальной школы, решила создать в Великих Луках камерный хор. Кроме музыкальных педагогов в хор пришли люди разных профессий, а поэтому занятия начали с изучения нот. С супругами Дудко мы дружили семьями и стали с женой ходить на репетиции, чтобы хоть как-то постигнуть музыкальную грамоту. С интересом открывал я, что такое звук, звукоряд, полутон, ритм... Только в одном слове "темп" открылись загадочные определения: адажио, анданте, аллегро, модерато... Порой меня охватывало отчаяние - казалось невозможным постичь все это. Но я упрямо ходил на репетиции, зубрил "до", "ре", "ми", "фа", "соль", "ля", "си", отхлопывал в ладоши ритмы: половинка, четверти, шестнадцатые...

 После одной из репетиций Татьяна Михайловна оставила меня в классе одного и предложила попробовать голос. Она нажимала на клавиши ортепьяно, а я повторял за ней ноты. Вначале вверх, потом вниз. Вниз пропевалось легко, а верха давались с трудом.

 - Бас, и довольно неплохой тембр, а главное - есть слух,- вынесла она заключение и предложила перейти из вольнослушателей в хористы.

 Петь мы учились, выбрав сложный репертуар - хоровой цикл А. С. Даргомыжского "Петербургские серенады".

 Мне очень нравились и слова старых поэтов, и мелодии, но запомнить все это сразу и совместить было нелегко. Особенно долго не давалась нам пушкинская "Буря мглою небо кроет". Только начнем мы, басы, свою партию - Татьяна Михайловна обрывает:

 - Возьмите дыхание, у вас звук не летит.

 - Буря мглою небо...

 - Не так резко, помягче!

 - Буря мглою...

 - А теперь темп сдвинули - надо смотреть на руку, для чего же дирижер?

 Мне все давалось с огромным усилием: запоминать слова текста, мелодию и особенно держать звук на "воздушной подушке". Какая уж тут подушка, если нет половины легких! Кроме умения держать цепное дыхание, надо было петь "не резко и вульгарно", а чтобы голос звучал в ладу со всеми. При этом помнить о дикции, о четком произношении каждого слова, особенно концов, которые невольно "проглатываются", да еще контролировать выражение лица, не пыжиться, не каменеть и в одно и то же время смотреть на руку дирижера и в ноты...

 Сколько раз я мысленно говорил: "Все, сегодня последняя репетиция, это не мое дело!". Удерживало, вероятно, то, что часа через два, к концу репетиции, мы начинали улавливать гармонию в звучании наших голосов. Татьяна Михайловна в такие минуты радовалась вместе с нами: "Молодцы, вас уже хочется слушать".

 Прошел год, а я все мучился: то собирался бросать, то после удачной репетиции передумывал. Подошло время показывать то, чему нас учили. На смотре самодеятельных хоров я стоял на сцене, словно раздетый, и со страхом думал, как бы не упасть. Когда все запели, я только раскрывал рот, боясь выделиться из общего строя. Татьяна Михайловна сердито хмурилась в мою сторону - каждый голос был на счету, а предательское молчание - "дырка" в хоре.

 Звание лауреата конкурса "Великолукские зори" было высокой оценкой.

 Минуло еще три года, а из хора я так и не ушел, стал привыкать к сцене. Лечащий врач порадовала: оказалось, увеличился объем легких - помогло пение на цепном дыхании.

 Евгений Нестеренко это увлечение одобрил: "Прекрасно, что вы с Олей поете в хоре, тебе это в работе над Мусоргским очень поможет. Теперь вы мои коллеги, а ты, как чеховский Михайло Измученков, можешь писать: "Сословие? Бас!" Очень рад всей направленности жизни и успехам Петра и Татьяны Дудко, они настоящие русские подвижники, на таких земля наша держится".

 Евгений, как всегда, был деликатен и щедр в оценках, чтобы поддержать духовно своих единомышленников. Он посоветовал составить литературно-музыкальную программу "Мы с родины Мусоргского" к очередному дню рождения композитора. Почти год готовились мы к этому концерту. Впервые на родине композитора прозвучали хоры из "Хованщины". Эта опера идет только в больших городах, там, где есть музыкальные театры, и то нечасто, а мы знакомили с творчеством Мусоргского его земляков на небольших сценах, в том числе и в сельских клубах. В программу включили и сольные номера: фрагменты из вокального цикла "Детская", фортепьянные пьесы из "Картинок с выставки".

 Однажды поехали в самую глубинку Псковской области, в поселок Усвяты, упоминавшийся еще в летописях X века. Там жила Ольга Федосеевна Сергеева, Удивительная певица, которую называют "усвятской звездой". В ее репертуаре сотни народных песен с языческих времен, часть из них записана на три большие пластинки всесоюзной фирмой "Мелодия". В доме песнохорки, хранительницы бесценного клада нашей русской культуры, состоялась встреча. Ольга Федосеевна рассказала, как из поколения в поколение, из уст в уста передавались песни, которые она поет.

 - Деревня у нас была маленькая, но песенная,- говорила Ольга Федосеевна.- Пели и моя прабабушка, и бабушка, и мать.

 В деревенском клубе мы исполнили для Ольги Федосеевны и ее односельчан русские народные песни, произведения Мусоргского, Даргомыжского, Свиридова. В переполненном зале сидели механизаторы, доярки, полеводы, учителя, и видеть их лица, слышать аплодисменты было для нас большой радостью. Нам, хористам, и зрителям особенно нравилась свиридовская "Грусть просторов" на слова Федора Сологуба.