Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Ознакомительный фрагмент

Не таков был Василий. Через несколько дней после выхода рассказов и перед отъездом на военные сборы в Эстонию он принес в «Юность» новую рукопись.

Это была повесть «Рассыпанные цепью». В центре – выпускники меда. Врачи. Начало трудовой жизни. Разлука. Встреча. Любовь. Беда. И помощь другу, без которой – смерть.

Живой сюжет. Яркие образы. Колорит. Знание темы.

Повесть взяли. Но – с замечаниями.

Из Эстонии Аксенов позвонил. Ему сказали: решение положительное, но надо доработать. Владька ваш Карпов хорош. Но рядом с ним бродит копия – некто Мошковский. Карпов – из тройки главных героев, а Мошковский кто? Аксенов согласился – влил копию во Владислава Карпова. Саша Зеленин и Алеша Максимов – его коллеги – обошлись без доработок.

Оставалось название. «Рассыпанные цепью» звучало неплохо. Но в нем смущало слово «рассыпанные». Ведь образ цепи прежде всего рождал ассоциацию со звеньями, неразрывностью, гибкой прочностью. И лишь во вторую очередь связывал сознание читателя с цепью боевой, в которую рассыпается строй бойцов, идущих в атаку… Заголовок такой хорошей повести требовал ясности и одномерности. Вопрос решил Катаев.

– Друзья мои! – сказал он. – Русские врачи издавна называли друг друга «коллегами». Не дать ли такое название повести? «Коллеги» – звучит интеллигентно и ясно.

– «Коллеги», «Коллеги»… – повторил про себя Аксенов. – Действительно звучит.

«Коллеги» и вышли. В шестом и седьмом номерах за 1960 год повесть увидела свет.

А вскоре настойчивый врач принес в «Юность» роман. «Орел или решка?» – книга о вчерашних школярах, ищущих себя. Как и положено детям перемен – в путешествиях и приключениях. Эта книга занимает в творчестве Аксенова особое место, с момента отправки ее героев – Алика, Юрки, Галки и Дмитрия – в дальние края начинают развиваться две темы, в будущем ставшие для автора стратегическими: первая – тема путешествия, приключения и открытия, вторая – тема побега.

Текст был хорош. И заглавие подошло. Роман подготовили к печати и уже собрались засылать в верстку. Как вдруг вмешался автор:

– Я показал роман на киностудии… Там роман дали Константину Симонову. Он прочел и предложил новое название: «Звездный билет»… Помните, в конце, после гибели брата, Дима приходит в их полуразрушенный дом и ложится на чудом уцелевший подоконник? Брат любил лежать на этом подоконнике и смотреть в небо, полное звезд. В финале есть фраза: «…это теперь мой звездный билет». Может, так и назовем?

«Билет» звучал явно лучше «Орла». На нем и порешили. Роман пошел в набор с новым названием. А «орел» и «решка» возглавили его первую часть…

2

Пусть потом автор морщился, когда с ним говорили о первых рассказах. Пусть звал «Коллег» и «Звездный билет» «детским садом». Но именно они стали ключом, которым он отомкнул дверцу в большую литературу. Нет, понятно: не будь таланта, драйва и жаркой тяги… Впрочем, что толку в этих если бы, кабы, не будь? Ему хватило всего потребного для того, чтобы ворваться в этот мир, где вовсю пихались локтями. И остаться в нем. И стать звездой.

В нашумевшей своей статье «Об искренности в литературе» Владимир Померанцев писал: «Всё, что по шаблону, всё, что не от автора, – это неискренне. <…> По шаблону идут, когда нет особых мыслей и чувств, а есть лишь желание стать автором»[46].

Аксенов, бесспорно, хотел стать автором. Но не шел по шаблону. Знал: эра трафаретов прошла. Надолго ли – не так важно. Главное – без «лакировки действительности». Без выдачи желаемого за подлинное. Без соскальзывания в житейский оппортунизм, от чего предостерегал Померанцев. Верно! Писатель обязан отбросить «приемчики» обхода противоречивых и трудных вопросов. Его долг – помогать стране именно в сложном. Ей нужны строители, а не барды. Бард воспевает радость, а строитель ее создает. «Писатель, черпающий энтузиазм не из издательской кассы, а из великих достижений и великих программ… – учил Померанцев, – будет искать решения любой проблемы нашего сложного и самого интересного времени».

Подход Аксенова к «Звездному билету» созвучен этому суждению. В романе хватает зазубрин, цепляющих внимание читателя. Больше того, его автор работает уже в другом времени и с другим временем – статья «Об искренности» опубликована в № 12 «Нового мира» за 1953 год, а «Билет» вышел в 6-м и 7-м номерах «Юности» 1961-го… Тогда можно было уже попытаться более или менее прямо заявить: нужны не только писатели-строители, но и писатели-разрушители. И не только писатели. Нужны простые, молодые, решительные, смелые и сильные люди, способные разбить надоевшие всем обветшалые стены прошлого.

И «бить ломом в старую стену, которая никому не нужна. Бить ломом в старую стену! Бить ломом! Бить!»

Как парень в «Звездном билете».

А не делать вид, что стен этих нет и что всё у нас хорошо. Зря, что ли, Померанцев еще в 1953-м спрашивал: «Зачем нам идеализация, когда у нас есть и нами осуществляется сам идеал?»

Такой подход Аксенова, с его молодой правдой и знанием грубых сторон жизни, привлекал читателя, уже готового рушить стены прошлого, но еще не знавшего, ради какого будущего.

Возможно, и сам Аксенов, ненавидя Сталина, верил тогда в чистый коммунистический идеал. В его еще невиданное человеческое лицо. И есть шанс это лицо обрести. И его надо использовать. Одолевая «негативные явления»: коррупцию, воровство, делячество, спекуляцию… Это – ступень на пути к будущему. А каким ему быть – с этим мы скоро определимся.

Его герой – яркий и сильный индивидуалист, работающий ради коллектива. Парадоксальный такой. Рассеянное, но сильное звено единой цепи. Он свободен. Он не похож на тех, кто «солнцу и ветру навстречу, расправив красивые плечи» просто потому, что «партия сказала, а комсомол ответил: есть!». Он не картинка из агитки или стенгазетки. Он живой и настоящий. И всерьез думает о том, что делает. Куда и зачем едет. Что ломает и что строит. Чего ищет. Наивно, но думает! Он любит, когда красиво. Ему нравится, когда у нас, но как там. То есть так же эстетично, с хорошим кино, поэзией и джазом, но без эксплуатации человека человеком.

Он знает, что добиться этого непросто, но он оптимист. Он верит, что сумеет. Он высмеивает трусов и молчунов. Вот такой молодой человек.

3

Он знает то, про что забыли старшие и многие сверстники: «Можно галстук носить очень яркий и быть в шахте героем труда»[47]. А между тем Матвей Блантер, Юрий Долин и Юрий Данцигер спели об этом еще до войны. Просто галстуки – даже строгих цветов – слишком долго оставались в стране не слишком популярной деталью туалета.